– Почему они все спят?
– Из-за дыма. В нем есть травы, которые ведут их домой, отдохнуть. Ночи здесь небезопасные – летучие мыши, змеи.
Солль промолчала, не зная, что сказать, а женщина осторожно переложила на цветок последнюю, черно-белую бабочку и прислонила сачок к стене дома.
– Кроме того, – продолжала незнакомка, – бабочек никогда не нужно брать за крылья. Даже если они пострадали. Ты только сделаешь им хуже. Они слишком хрупки, а прикосновение человека слишком грубо.
Солль кивнула, а когда женщина подошла ближе, поднялась. Лицо у нее было открытое, доброе, глаза – темные и большие. Присмотревшись, девочка решила, что незнакомка примерно одного с Госпожой возраста.
– Итак, теперь ты знаешь, что трогать бабочку не следует, но ты также должна знать, что девочке не следует бродить по лесу одной, да еще в сумерках.
Солль не сразу сообразила, что от нее ждут объяснений, – в голове у нее кружились бабочки.
– Я заблудилась.
– Я так и поняла. – Женщина улыбнулась. – Куда ты направляешься?
– В Манилу.
– Ага. В таком случае ты действительно сильно заблудилась. – Она повернулась к дому. – Тебе лучше остаться здесь на ночь.
– Не могу! Моя Госпожа…
– Уверена, ей не хотелось бы подвергать тебя опасности. В любом случае я собираюсь завтра в Манилу – выступить в школе. Могу и тебя подвезти.
Солль оглянулась на шумящий в темноте лес, и ее решимость продолжать путь сильно пошатнулась. Подумав, она последовала за незнакомкой к освещенной двери. Внутри дом был просторный; несколько бумажных перегородок стояли у стен, и свободное пространство образовывало одну большую комнату, в центре которой горел огонь.
– Проголодалась? У меня есть рис и апельсины.
Солль хлопнула себя ладонью по лбу.
– Ох!
– Что такое?
– Я оставила там апельсины. – Солль кивнула в сторону открытой двери. – И обувь.
– Какие апельсины?
– Те, что купила на ферме за холмом. Вообще-то они подарок для моей Госпожи. Почти тридцать штук.
Женщина наморщила нос.
– Разве в Маниле нет апельсинов?
– Повариха говорит, что они не такие хорошие. – Как ни старалась Солль, недовольная нотка все же прозвучала.
– Вообще-то так оно и есть. – Голос у незнакомки был теплый и успокаивающий, как сладкий чай. – Те апельсиновые рощи принадлежат мне, и должна признать, вкус у них действительно особенный. В мире апельсины этой разновидности встречаются лишь в нескольких местах.
Она поднялась и прошла в темный угол, где достала из-под стола ящик.
– Возьми вот эти.
Солль заглянула в ящик. Он был полон плодов того самого размера и цвета, что остались в корзинке.
– Но мне нечем заплатить за них…
– И не надо. – Владелица прекрасных апельсинов махнула рукой. – Это подарок.
– Спасибо, – искренне и с огромным облегчением поблагодарила Солль. – Но мне все равно надо вернуться на холм за обувью.
– Сейчас идти нельзя. Слишком темно. Сбегаешь за ними завтра утром, перед тем как мы отправимся в Манилу.
Спорить Солль не стала. В доме было светло и прохладно, и хозяйка уже держала в руке чашку с чаем – для нее.
– Пей.
Чай оказался таким же сладким и теплым, как и голос незнакомки. Солль выпила его в четыре глотка. Хозяйка подлила еще из висевшего над огнем чайника. Девочка огляделась. Пол представлял собой толстый ковер из плетеной высушенной травы, а немногочисленная мебель отличалась прочностью и незатейливостью форм.
– Скромно. Но это дом.
– Он чудесный!
Солль нисколько не кривила душой. Ощущение было такое, словно дом стоит здесь так же долго, как и лес, выращивая стулья и окна точно так же, как корни и ветки.
Хозяйка широко улыбнулась.
– Я тоже так думаю. Но в городе есть дома куда более величественные.
– Там, где я живу, на полу лежат ковры, поэтому там всегда жарко. И люди не так благородны, как их дома.
Женщина нахмурилась. Лицо ее раскололи морщины, и оно сразу же постарело.
– Надеюсь, твоя госпожа не слишком сурова с тобой?
– О нет, нет. Она очень добрая. И я не служанка. Она управляет приютом. Я… – Солль остановилась. Объяснение всегда вызывало жалость, а она не любила, когда ее жалели. – Я сирота.
– Я тоже, – с печальной улыбкой сказала женщина. Некоторое время они сидели молча; чайная чашка остывала в руках Солль. – Странный все-таки мир. Человек управляет приютом, где на полу лежат ковры, но не может позаботиться о том, чтобы обеспечить сирот обувью.
Солль посмотрела на свои босые ноги.
– Нет, обувь у меня есть! Но я оставила ее с апельсинами.
– Ах да, ты говорила. – Женщина вдруг легонько, словно в дверь, постучала себя по лбу. – Какая я глупая! До сих пор не спросила, как тебя зовут. Все делаю не так, как надо. Так как тебя зовут?
– Солль.
– Милое имя. А я – Амихан. – Она помолчала, откашлялась, а потом спросила: – Тебе нравится в приюте?
Девочка пожала плечами.
– Там неплохо. Раньше было ужасно, но после того как директором стала Госпожа, многое изменилось к лучшему. – Почти как дома, подумала она, но говорить о себе, о своей скучной жизни с унылыми подробностями не хотелось. Другие слова горели на языке и рвались наружу. – Бабочки!
Амихан посмотрела на нее поверх чашки.
– Бабочки… Что… Почему они здесь?
– Они здесь потому, что я здесь.
– Они – ваши?
– Вообще-то нет. Но я забочусь о них. Скорее, я принадлежу им, чем они – мне.
Солль нахмурилась.
– Вы их кормите?
– Я высадила цветы. Присматриваю за ними по ночам, накрываю сеткой от летучих мышей. Взамен они позволяют мне их изучать.
– Как коллекционер? – догадалась девочка.
Лицо Амихан как будто закрылось и помрачнело, глаза вспыхнули.
– Нет, не так. Я не коллекционер. – Последнее слово она произнесла едва ли не с презрением. – Мне не нужно убивать эти прекрасные создания, чтобы понять их. Мне не нужно ловить живое существо в западню, чтобы повесить его, как картину, на стене.
Во рту у Солль пересохло.
– Извините, я вовсе не хотела…
– Не надо, – перебила ее женщина, и лицо ее разгладилось. – Это ты меня извини. Я… Это обыкновенная ошибка. Сказать по правде, в мире нет обозначения для того, чем я занимаюсь. Некоторые называют тех, кто изучает бабочек, лепидоптеристами или аурелианами.