Театр отчаяния. Отчаянный театр - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Гришковец cтр.№ 222

– Уверяю вас, – сказал я мрачно, – он сейчас находится не на репетиции… Во всяком случае, не на репетиции со мной.

Примерно то же самое я услышал от всех родителей.

Как же я страдал тогда! Когда я узнал про их ночные пьянки и ложь родителям, было неприятно и противно. Но тут я узнал, что они лгали мне. И не только лгали, но и легко, сразу, по горячим следам нарушили договорённости и обещания.

Всю ту зиму я провёл в каком-то бесконечном разговоре то с одним, то с другим. Неожиданно и резко мой театр перестал быть общностью и группой самураев.

Но артистами они все были хорошими. Они хитро давили на мою жалость и совесть. Намекали, что как ни крути, а театр мой и я в нём диктатор, а им трудно, родители ими не довольны, поэтому они не хотели возвращаться домой. Они говорили, что устали и им уже вот-вот предстоит получать диплом и думать о хлебе насущном после окончания учёбы.

По поводу отчисления из университета моего артиста я под жёстким давлением его мамы обратился к своему отцу. Папа меня отчитал за подобную просьбу, поворчал, но помог. Отчисления не случилось. После этого начался настоящий шантаж.

Актёры натуры тонкие! Чувствительные и хитрые. Спасённый от отчисления сразу понял, что он мне нужен и я готов на многое ради того, чтобы сохранить его в театре. Посыпался шквал просьб, требований и почти условий. С огромным трудом я выбил в политехе небольшую денежную ставку для него.

Когда остальные узнали о зарплате, выданной одному из них, пусть даже единственному обладателю беременной жены, у них возник немой вопрос: а почему это одному из них такое благо, а им ничего? Вопрос был справедливый. И снова пошли разговор за разговором. При этом их пьянки не заканчивались.

Недавние мои соратники бомбили мне мозг бесконечными претензиями, которые все сводились к одному: сделай что-нибудь для нас, потому что нам не на что жить, или мы уйдём.

Они видели и понимали, что моя зависимость от них велика, что я не хочу и не могу потерять их в то время, когда театр на подъёме. Но они так же достаточно хорошо знали меня и понимали, что моё терпение может иссякнуть в любой момент. Но главное, они уходить никуда не хотели. Они любили театр и спектакли. Они просто мучили меня.

А я понимал, что они, все мои актёры, каких я уже не сыщу, потому что всего за два года всё в стране так изменилось, что уже не найдётся людей, которые совершенно бесплатно и даже не думая о деньгах готовы были бы день и ночь работать, оставаясь преданными идеям творчества. Просто люди, с которыми я начинал, повзрослели. Просто пришло к ним иное отношение к жизни, изменились времена. Чудеса закончились!

Без денег ребята уже дальше работать со мной и в театре не могли. Не могли они, будучи полностью зависимыми от родителей, сидя у пап и мам на шее, им перечить. Они должны были либо начать их слушаться, либо становиться как минимум финансово самостоятельными.

Я вспомнил прекрасный театр «Проспект» из Челябинска, который погиб из-за того, что людям необходимо стало зарабатывать деньги, и великолепно сыгранный, крепкий, любящий артистическую жизнь и сцену коллектив рухнул и рассыпался. Я не хотел такой судьбы моему театру. Я отчаянно хотел его сохранить, хотел спасти своё уважение к моим актёрам и не потерять их уважения к себе.

Надо было придумать способ заработка денег в театре. Отпускать людей с территории театра на вольные хлеба и заработки было нельзя. Ни в коем случае! Это я ясно понимал.

Я уже знал, что у жизни мёртвая хватка, а у моих актёров нет такой убеждённости, которая позволила бы им с этой хваткой справиться. Стоит жизни ухватить их за краешек одежды, и она не отпустит. И тогда мой чудесный театр ожидало бы то, что случилось со всеми теми театрами, на гибель которых я успел насмотреться.

Работа, дела, жена, дети, футбол по телевизору, рыбалка, пиво, болезни родственников, посадка, окучивание и уборка картошки быстро захватили бы время любого, даже самого влюблённого в сцену, самого талантливого и преданного театру актёра, и сделали бы из него человека, который вспоминал бы о том, какая замечательная у него была лихая театральная молодость.

Мне надо было придумать, как мои актёры могли бы зарабатывать себе на независимую жизнь прямо на территории театра, не покидая его стен. Только так можно было сохранить «Ложу», уже сделанные спектакли и защитить замыслы от забвения и несбыточности.

Я подолгу сидел в холодном театре один и думал. Ходил по нему, смотрел на стены, потолок, пол, подходил к заиндевевшим окнам и думал, думал, думал.

И решение пришло. Неожиданное и спасительное решение. То решение было единственно верным. Оно впоследствии убьёт мой театр, но и подарит ему ещё четыре года жизни, даст возможность родиться пяти спектаклям и доломает окончательно жизнь нескольким людям из тех, с кем я начинал театр и которые ещё могли бы спастись для нормальной жизни.

Я придумал сделать в фойе театра бар, который бы работал перед спектаклями, после спектаклей, а по пятницам и субботам вечером и ночью уже просто как бар, без привязки к выступлениям.

Идея был смелая. Тогда баров в том всемирно привычном виде в стране не было. Даже в столице бары существовали только в гостиницах для иностранцев. А в Кемерово?.. В Кемерово баром называлось любое заведение, где братва в спортивных костюмах пила водянистое пиво и вела свои мутные, тёмные разговоры.

Для открытия бара многое надо было обдумать. Рассчитать, выяснить, да и просто узнать, как такая штука, как бар, работает. Но это всё уже были детали! Главное – было найдено направление.

Идея создания бара и его перспективы очень воодушевили театр «Ложа». Мы договорились, что займёмся реализацией этого проекта летом, а откроемся осенью. Остаток зимы, весну и лето условились провести в репетициях, музыкальных занятиях и без пьянок. Этот договор был более-менее выдержан и исполнен.

В это время я страшно увлекался кинематографом Дэвида Линча. Его картины «Синий бархат» и «Дикие сердцем» были мною изучены покадрово. Я много общался по телефону с теми критиками, с которыми познакомился на фестивале. Они советовали мне какие-то книги, фильмы, статьи. Что-то присылали или передавали с людьми. Теперь уже трудно представить, но иного способа, кроме как послать книгу почтой, передать с поездом или самолётом, не существовало. Фильмы на кассетах передавали также.

Я осознавал себя тогда в Кемерово чрезвычайно передовой фигурой, особой персоной и носителем, транслятором самых свежих и актуальных идей.

У меня возникла той зимой и к весне окрепла теория тотального театра. Впоследствии я её переименовал в теорию перманентного театра.

Согласно этой моей теории и жизненной практике, если театр в таком пространстве, как Кемерово, старался выжить и сохраниться в своих стенах, то долго ему было не продержаться. Я понимал город Кемерово как среду, враждебную театру. Мой родной город не имел театральных традиций. Был к театру глух и не считал театр обязательным элементом своего существования, в отличие от химического производства. Проще говоря, город Кемерово, по моему глубокому убеждению, легко прожил бы без театра вообще, а без Коксохимзавода, «Химпрома» или объединения «Азот» вряд ли. Любой театр в Кемерово находился, на мой взгляд, в глухой осаде, как замок, который борется за свою жизнь, но изначально обречён на гибель без поддержки и пропитания.