Тогда ещё не вышел фильм про огромнейший корабль, который стукнулся о кусок льда и утонул. Знаменитый кинофильм к тому времени ещё и задуман не был.
Название спектакля я выбрал исходя из того, что в нём будет идти речь о неизбежной гибели мира, и слово «титаник» в названии нашего спектакля имело значение – маленький титан.
После этого решения мы всё доделали очень быстро. Образ, замысел, герой, способ высказывания сложились, и спектакль вышел легко и весело. В нём впервые со сцены в театре «Ложа» зазвучала музыка, исполненная актёрами вживую.
Спектакль «Титаник» произвёл фурор даже в равнодушном к театру Кемерово. Он так понравился первым зрителям, что они запустили по городу слух о том, что были на спектакле и чуть не погибли от смеха. Зрители шли на него по нескольку раз. На третий день премьерного исполнения «Титаника» нам пришлось отказать двум десяткам человек во входе и просить их прийти в следующий раз. В зал на семьдесят мест набилось больше ста человек, и негде было даже стоять. Билеты мы по-прежнему не продавали.
Именно после «Титаника» зрители стали оставлять деньги на сцене и на своих местах. Они очень хотели заплатить. Тогда мы начали выставлять в зал шляпу для тех, кто не мог и не хотел смотреть наш спектакль бесплатно.
«Титаник» стал манифестом театра «Ложа» и триумфом моего соавторского метода. Спектакль, состоящий из одного актёра и пары ассистентов, шёл полтора часа, и никто даже не думал скучать. То, как существовал на сцене актёр, убеждённый в своём авторстве, было так живо и убедительно, что некоторые люди всерьёз думали, что я выпустил на сцену душевно больного человека или пригласил выступить убеждённого в своих экстрасенсорных и гипнотических возможностях идиота. Но идиота очаровательного, большого ребёнка, который не сомневался в том, что спасает мир.
После того как мы отыграли «Титаник» невообразимо много раз, то есть дали его девять раз за две недели для переполненного зала, театр «Ложа» повёз свой новый спектакль на фестиваль. Мы снова поехали в Екатеринбург, где нас ждали с нетерпением.
Фестиваль тот уже не был встречей сугубо студенческих театров. Всего за год ряды вузовских театральных коллективов сильно поредели. Само движение студенческого творчества стремительно теряло бойцов. Пришли времена, в которых творческие порывы растворялись как в кислоте. Те самодеятельные театры, что стремились выжить любой ценой, начали производить спектакли, которые сами наивно полагали коммерческими. Руководители и режиссёры немногих уцелевших самодеятельных театральных групп, если не могли сделать свои некогда молодёжные или студенческие театры муниципальными учреждениями, начинали ставить спектакли по самым модным и бессмысленным пьесам, делать дурацкие шоу и раздевать на сцене своих актрис по любому поводу и без повода.
А другие режиссёры грезили заграницей. Ходило множество слухов и мифов о той или иной студии из Москвы или из Минусинска, которую случайно увидел иностранный продюсер на каком-то провинциальном фестивале, пригласил на фестиваль в Авиньон или в Эдинбург, и теперь эти ребята вот уже несколько лет не вылезают из зарубежных гастролей. Режиссёры, мечтавшие о мировых турах, делали в своих несчастных театриках спектакли, в которых страстно хотели разгадать тот таинственный код, что безотказно действовал бы на иностранцев и заставлял их возжелать тот или иной спектакль.
Фестиваль в Екатеринбурге как раз и собрал оставшиеся театральные силы, настроенные на выживание любой ценой. Мой театр по-прежнему оставался самым юным и хотел жить, а не выживать.
На фестивальный показ спектакля «Титаник», который организаторы назначили в областном Драматическом театре на Малой сцене, набилось столько народу, что людей пришлось сажать на сцену. По краям. Тогда мой театр впервые вышел на профессиональную сцену государственного театра.
После нашего выступления люди хотели брать автографы даже у тех ребят, что включали и выключали свет во время спектакля «Титаник». Про то, что творилось вокруг актёра, который этот спектакль исполнял, даже говорить не буду. Весь наш коллектив все хотели угощать, хвалить и куда-то тащить для общения. Мне совали и совали визитки и звали приехать в такие города, названия которых казались выдумкой.
Пожилые члены жюри искренне недоумевали по поводу дикого восторга и шума вокруг нашего спектакля. Но решили громко свои сомнения не высказывать. Они сочли наш спектакль затянутой шуткой, этюдом и чем-то совершенно несерьёзным, а восторг публики списали на стремительное падение нравов в стране. Руководители театров не сдерживались. Они, буквально брызжа слюной, ругали нас как безответственных шарлатанов, глумливых хулиганов, для коих нет ничего святого ни в жизни, ни в театре, и как юных наглецов из дремучего, тёмного, далёкого от культуры города.
Зато молодые, приехавшие из Москвы, критики и театроведы приняли нас с радостью. Они уже слышали о нашем театре от своих коллег, которые видели нас на прошлом фестивале. Мне тогда было невдомёк, как тесен круг людей, связанных с театром. Как они внимательно следят за всем новым и перспективным, но ещё внимательнее друг за другом.
Мы дали три «Титаника» в тот раз в Екатеринбурге. Обзавелись ещё большим количеством знакомых, получили ощущение полнейшего успеха и триумфа, а также целый ряд приглашений на фестивали в разных уголках страны.
Приняли мы только одно приглашение на фестиваль. Он должен был пройти в посёлке Лазаревское, рядом с Сочи, на берегу Чёрного моря. От такого отказаться было нельзя. Вот это точно должен был быть фестиваль в полном смысле этого слова. Море, лето, артисты все вместе…
Возвращались мы тогда из Екатеринбурга грустные. После шума, круговорота лиц и бесконечно интересных разговоров, после успеха и внимания нас ожидал город, где никому не было интересно и важно то, как нас ценят за его пределами.
Мы уже знали, возвращаясь домой, что в родном городе ждёт повседневность, неустроенность, безденежье, сессия и туманная будущность. Мы ехали и подсчитывали в уме, сколько осталось дней до следующего фестиваля.
Теперь уже нет решительно никакого смысла вспоминать все те фестивали, на которые ездил и с которых возвращался театр «Ложа» то триумфатором, а то и наоборот. Фестивалей тех было много. Какой-то продолжительный период своего существования мой театр как творческая единица вообще играл спектакли только на фестивалях. Мы, можно сказать, жили от фестиваля до фестиваля. Мы всё радостнее на них ехали или летели и всё тяжелее и печальнее возвращались. Особенно печально было возвращаться с зарубежных фестивалей, которые тоже начались.
Трудно было после ажиотажного интереса, бешеного успеха, после бурных обсуждений каждого нашего нового спектакля, после переполненных залов в любом городе, куда мы приезжали на фестиваль, подъезжать или подлетать к Кемерово, зная, что там нас ждёт полупустой зрительный зал неотапливаемого театра.
К какому-то очередному фестивалю мы уже знали всех возможных членов жюри и всех участников. Фестивали бывали бедные и богатые, большие и маленькие, серьёзные – с лекциями, семинарами, мастер-классами и бессмысленно весёлые, на которые театры собирались просто попьянствовать вместе за счёт организаторов.