Одно слово стоит тысячи - читать онлайн книгу. Автор: Лю Чжэньюнь cтр.№ 87

Но Лао Са денег назад не принял, а лишь с усмешкой сказал:

— Поздно.

— Но ведь деньги еще здесь, что значит поздно?

— Я говорю не о сделке. Я имею в виду, что ты опоздал.

— Как это понимать?

— Пока ты ее не продал, ты еще мог ее удочерить. Но коли уже продал, и она это поняла, тебе ее не воспитать. Со временем барашек превратится в тигра. Слышал выражение «Выходить тигра и навлечь на себя беду»? Это как раз тот случай. — Помолчав, он добавил: — Это гиблый путь. Теперь, как бы хорошо ты к ней не относился, доверия у нее к тебе уже все равно не будет.

Лао Ю задумался и решил, что Лао Са говорит вполне разумно. Тогда он спрятал деньги и собрался уходить. Цяолин, заметив, что он уходит, снова зарыдала. Тогда Лао Ю уселся на землю и тоже заплакал. Лао Са плюнул в его сторону:

— Тоже мне торговец нашелся. — Он подошел и пнул Лао Ю: — Раз уж выдал себя за кота, так не плачь о мышке.

Попав в руки Лао Са, Цяолин поняла, что он и Лао Ю совершенно разные люди. Лао Са был из Лояна, он уже привык торговать людьми и никакой жалости к детям не испытывал. Если Цяолин начинала плакать, он тут же ее бил. При себе он всегда носил шило, так что если Цяолин его не слушалась, он начинал тыкать в нее шилом. Из-за этого Цяолин его очень боялась. По ночам он привязывал ее к кровати, чтобы она не сбежала. Днем, прежде чем выйти на улицу, он потрясал своим шилом и предупреждал: «Если кто спросит, отвечай, что я твой отец».

Поскольку Цяолин боялась его шила, на людях ей приходилось называть его папой. Лао Са уводил Цяолин все дальше на запад. Оставив за собой провинцию Хэнань, они прибыли в уезд Юаньцюй провинции Шаньси, и там за двадцать даянов Лао Са перепродал Цяолин другому торговцу по имени Лао Бянь. Лао Бянь был родом из Шаньси и страдал косоглазием. Раньше он торговал тканью, но, заметив, что продавать людей гораздо выгоднее, стал торговать людьми. Поскольку в этом деле он был еще новичком, то оказался намного добрее Лао Са. Цяолин он не бил и по ночам не привязывал. Уже купив девочку, он стал спрашивать других торговцев, что они думают о его покупке, но те, внимательно изучая Цяолин, как один отвечали, что двадцать даянов за нее — слишком большая цена. Виной тому было плохое зрение Лао Бяня, но свою вину он переложил на Цяолин и стал относиться к ней соответствующе. Чуть что начинал сверлить ее своими косыми глазами. Но поскольку он ее не бил, шилом в нее не тыкал, а только сверлил своими косыми глазами, Цяолин его не боялась. Казалось бы, раз Лао Бянь по ночам ее не привязывал, почему бы ей не дождаться, когда он уснет, и не сбежать? Но, во-первых, Цяолин с детства боялась темноты: едва наступала ночь, она и подумать не смела куда-то пойти. Во-вторых, она уже оказалась в Шаньси, за тысячу ли от родных мест, поэтому никого здесь не знала. Шаньсийский говор она разбирала лишь наполовину, поэтому боялась снова угодить в лапы какого-нибудь торговца: очередной Лао Са был бы всяко хуже, чем нынешний Лао Бянь. Поэтому она никуда не убегала. Между тем Лао Бянь начал продвигаться с девочкой на север. Прибыв в Чанчжи, он стал ее продавать. Обойдя несколько рынков, Лао Бянь понял, что Лао Са и впрямь его обдурил. Ростиком Цяолин не выдалась, да и тело ее еще не оформилось, так что никаких денег за такую мелюзгу он выручить не мог. Кто-то предлагал купить ее за пятнадцать даянов, кто-то — за тринадцать или десять, но все это не дотягивало до цены, за которую он купил ее сам. День-деньской он торчал с Цяолин на рынке, пытаясь ее продать, а когда темнело, тащился с ней к выходу. Теперь он то и дело повторял: «Высоко же я тебя оценил». Лао Бянь канителился с Цяолин почти полмесяца, но продать так и не продал. К расходам за питание и проживание прибавлялись траты на дорогу. Лао Бянь стал раздражаться. Но чем больше он раздражался, тем хуже шла торговля.

Долго ли, коротко ли, наступила осень. Горы Наньюаньшань покрылись ковром из желтых листьев. Малейшее дуновение ветерка срывало листья, которые, кружась, покрывали землю. В горах поспели все плодовые деревья. Груши, нектарины, каштаны, грецкие орехи один за другим обрывались с веток и падали на землю. Останавливаясь на перекус, Лао Бянь очень жалел своих денег, поэтому на двоих заказывал лишь одну порцию: и сам не наедался, и Цяолин не давал. Но поскольку сейчас повсюду валялись созревшие плоды, Цяолин питалась подножным кормом. Наевшись, она начинала гоняться за белками. Почти месяц Цяолин выступала в роли товара, а потому привыкла и уже не придавала этому значения. Девочка заразительно смеялась, заметив, как белка, запрыгивая на ветку, начинала отвешивать ей малые поклоны. То, что девочка питалась подножным кормом, Лао Бяня не волновало, но вот ее смех его бесил:

— Тебя продают, а ты тут развлекаешься! — Замахиваясь на нее, он предупреждал: — Еще раз… еще раз засмеешься и получишь у меня!

Но Цяолин его не боялась и, отпрыгнув в сторону, продолжала хохотать.

Прошло еще несколько дней, и тут на голове у Цяолин появилось несколько проплешин от лишая. Все это время Лао Бянь жил с ней на постоялых дворах, спали они на соломе в ворохе тряпья, которым пользовались все постояльцы подряд. Так что теперь было и не узнать, где именно она подцепила лишай. Лишай, разрастаясь, причинял девочке страдания. Цяолин перестала смеяться и плакала от боли, прикрывая голову руками. Когда Лао Бянь наконец обратил внимание на ее голову, несколько лишаев уже воспалились, а потом на них появилось с десяток жутких гнойничков. Цяолин и так-то отказывались покупать, а с такими лишаями она и вовсе никому была не нужна. Насмотревшись на лишаи, Лао Бянь даже подпрыгнул от злости: «О, предки, вы нарочно строите мне козни!» Потом он уселся на пол и предложил: «А может, лучше ты меня продашь?» Цяолин, не осознавая своего уродства и забыв про боль, лишь задрала голову и заливисто захохотала.

В уезде Сянъюань находилась деревня Вэньцзячжуан. В деревне Вэньцзячжуан жил один богач по имени Лао Вэнь. У Лао Вэня имелось десять с лишним цинов ^[83] земли, на которой работало десять с лишним батраков. Еще у него был извозчик, которого звали Лао Цао. Лао Цао уже перевалило за сорок, он носил козлиную бородку. Как-то раз Лао Цао из деревни Вэньцзячжуан повез на продажу в Чанчжи хозяйский кунжут. Телегу с кунжутом весом четыре-пять тысяч цзиней везли три мула. Когда он выехал из деревни, высоко в небе светило солнце, кругом была тишь да благодать, но на границе с уездом Туньлю погода стала хмуриться. Лао Цао посмотрел на небо: тучи надвигались с северо-западного угла и разрастались все сильнее, готовые вот-вот излиться дождем. Переживая за кунжут, Лао Цао стеганул плетью скотину, и та побежала во всю прыть. Долго ли, коротко ли, он проехал еще семь-восемь ли, и на берегу реки Сиюаньхэ ему наконец попался постоялый двор. Тут же хлынул проливной дождь. Лао Цао быстро завел телегу под укрытие. Кунжут, который он вез, был накрыт камышовой циновкой, поэтому не намок, а вот на Лао Цао и нитки сухой не осталось. Лао Цао распряг скотину, попросил для нее корма и, глянув на небо, пошел на кухню. На кухне он взял жаровню с огнем, снял с себя верхнюю одежду и, перекинув ее через руку, стал сушить. Над жаровней от влаги поднимался пар. Отогревшись, Лао Цао обернулся в сторону и вдруг заметил, что на кане, поджав ноги, сидит мужчина, а рядом с ним лежит ребенок. Лао Цао надел на себя высохшую одежду, подошел к кану поближе и разглядел в ребенке девочку. Ее маленькое личико полыхало, сама она часто дышала, провалившись в беспокойный сон. Лао Цао пощупал у девочки лоб и отдернул руку: ее лоб обжигал точно горячие угли. Он снова посмотрел на мужчину, присел со своей трубкой на краешек кана и тяжко вздохнул: