И она разрыдалась.
– Невинное существо, порождающее смерть и разрушения, – пробормотал я, вспомнив слова Ангела. – Всему начало и конец…
– Что это значит, Матвей Петрович? Меня сожгут? Отрубят голову?
– Надеюсь, до этого не дойдет, – задумчиво проговорил я. – Если я правильно понимаю, вольно или невольно вы стали вдохновительницей мятежа…
– Этого не может быть!
– Вольно или невольно, – с нажимом повторил я.
Она всхлипнула.
– Может быть, это кровь…
– Кровь?
– Моя кровь… самыми удачными были опыты, в которых использовалась моя кровь…
– Значит, своей жизнеспособностью гомункулы обязаны вашей крови – крови мятежного Самозванца?
– Да, возможно… не знаю…
– Но если я правильно понял, у них нет сердца, а значит, и души. Это пустышки…
– Они как дети…
– Видите ли, Юта, склонность к мятежу ради мятежа, к переменам ради перемен – нелепость для зрелого ответственного человека, понятия, так сказать, культурные и мифологические, а для детей – морфологические и актуальные, и с этим ничего не поделаешь… детей от мятежа удерживают отцовская воля и общественное мнение; совесть, стыд, ответственность рождаются постепенно…
– Может быть, есть способ на основе моей крови сделать что-то вроде противоядия?
Голос ее был робким и дрожащим.
– У нас нет времени на эксперименты, успех которых не гарантирован, – сказал я. – Что вы знаете о князе Жуть-Шутовском? Он называет себя глумархом и царем скоморохов… и моим братом… Вы встречались?
– Нет, никогда.
– Когда-то он называл себя Георгием.
– Так звали батюшкиного ученика… отец гордился им, говорил, что Георгий – очень умный, талантливый ученик, который многого добьется…
– Все хуже, чем я думал…
– Что же нам делать, Матвей Петрович?
– Нам? Ну да, нам… – Я вышел из-за стола и взял ее за руку. – Незадолго до смерти ваш отец написал мне письмо; вы что-нибудь знаете об этом?
Юта кивнула, покраснев.
– Юта Бистром, вы станете моей женой перед Богом и людьми?
Она встала, вся дрожа, и кивнула.
– При крещении меня назвали Ульяной, – прошептала она. – Иулианией.
– Иулиания Бистром, – сказал я, – ты станешь моей женой перед Богом и людьми?
– Да, – сказала она, закрывая глаза, – да, Матвей Звонарев, я стану твоей женой перед Богом и людьми…
Я привлек ее к себе и поцеловал.
Она вспыхнула и вдруг ответила на мой поцелуй.
Я чувствовал себя так же, как в юности, когда впервые увидел голые женские ноги, и у меня не было – и сейчас нет – слов, чтобы описать свое состояние.
Быть может, все дело в той sangue facilmente infiammabile – горячей итальянской крови, которая досталась мне от отца, и в той мятежной крови, которая досталась Юте от матери, первой и последней любви Самозванца – Ксении Годуновой, но той ночью темный зов стихии пересилил доводы разума и обычая, и мы стали мужем и женой перед Богом…
* * *
Князь Иван Воротынский
Великому Государю и Царю всея Руси Михаилу Федоровичу и Великому Государю и Патриарху всея Руси Филарету Никитичу написал:
К этому письму прилагается копия Утвержденной грамоты об избрании на Московское государство Михаила Федоровича Романова, на которой стоят 238 подписей. Десять архиерейских печатей, подвешенные к ней, в целости и сохранности.
Примите, Великие Государи, эту грамоту в знак окончательного примирения Рюриковичей и Гедиминовичей с Романовыми и в знак поддержки Великого Государя и Царя всея Руси Михаила Федоровича – государя будущего.
Надеюсь, вы сочтете несущественными обстоятельства, при которых эта грамота попала к одному из нас, и не станете выяснять имя того, кто случайно, по недоразумению стал получателем и хранителем этого документа.
Такова общая и нерушимая позиция князей и бояр, сформированная в преддверии того совещания, на которое мы приглашены.
* * *
Алексей Перелешин,
галицкий губной староста, боярину Федору Шереметеву и князю Афанасию Лобанову-Ростовскому, боярину, судье Стрелецкого приказа, докладывает:
Божьей споспешествуемые помощью, мы одолели озерного змея, творившего безобразия в Галиче и окрестностях.
По прибытии к нам владыки Арсения (Элассонского), архиепископа Суздальского и Тарусского, на берегу озера собрались бояре, князья, дворяне, сыны боярские, крестьяне, духовенство и всякие люди, прозябающие в Галиче и окрестных селах и деревнях, стар и млад.
Владыка Арсений с клиром совершил великое богослужение, вознося молитвы Святому Архистратигу и Архангелу Михаилу, взывая о помощи против несытого зверя, таящегося в глубинах Галицкого озера. Весь народ пал на колени и в один голос просил Архангела о защите от разорения и смерти.
Вечером же, когда владыка Арсений уехал в Москву, мы посадили в известном месте на берегу озера приманку, которую придумал хитрый немец Гуннар Олафов.
Взяли белую свинью, надели на нее женские волосы и юбку и напоили допьяна. На берегу разложили костры, и вокруг них все галицкие ведьмы и бляди, кто в рубахе, а кто голышом, стали плясать, приплясывать и орать любимые срамные песни.
Когда же старшая ведьма по прозвищу Ворониха вошла в воду и принялась выть, подзывая нечисть, озерная вода взволновалась, и на берег вылез гад с крокодильей пастью. Привлеченный пьяной визжащей свиньей, он выбрался из воды целиком, и тут четыре пушки, спрятанные в кустах, ударили картечью, московские стрельцы открыли огонь из мушкетов, а хитрый храбрец немец Гуннар взобрался на хребет змея и проколол его копьем, угодив в сердце.
Змей издох, испустив великую вонь.
По такому случаю били в колокола, трубили в рога и палили из пушек, а свинью на радостях зажарили и съели, да и выпили бражки за здоровье Господа нашего Иисуса Христа и Великих Государей Московских и всея Руси.
* * *
Роман Гундарев,
сотник черных стрельцов, из Галича князю Афанасию Лобанову-Ростовскому, боярину, судье Стрелецкого приказа, доносит следующее:
По данным полевой разведки, войска Самозванца скорым маршем движутся к Москве, обходя города и укрепленные монастыри. Ждать их следует, возможно, в широкой полосе между Сергиевым Посадом и Киржачским монастырем.
* * *
Сигизмунд III,
милостью Божьей король Польский, Великий князь Литовский, Русский, Прусский, Мазовецкий, Жмудский, Ливонский, наследный король Шведов, Готов и Венедов, Великому канцлеру Литовскому, воеводе Виленскому Льву Сапеге написал: