Генералов похищали в Париже. Русское военное Зарубежье и советские спецслужбы в 30-е годы XX века - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Голдин cтр.№ 50

Тем не менее несколько встреч и переговоры в Берлине состоялись. Гости из Москвы утверждали, что для подготовки выступления необходимы большие средства, и надо обратиться к иностранным правительствам. Генерал Кутепов, видимо полагая, что имеет дело с провокацией, заявил, что не считает возможным работать на нерусские деньги. Попов и де Роберти предлагали также командировать в СССР для подготовки переворота 50 кутеповских офицеров. Один из московских эмиссаров якобы признался Кутепову, что является агентом ГПУ, что не мешает ему работать против большевиков. Попов и де Роберта говорили также, что на Кутепова готовится покушение, но оно произойдет не ранее весны. В итоге генерал Кутепов прервал переговоры и 20 января вернулся в Париж. После его парижского похищения Попов и де Роберти отбыли в Москву. Газета «Возрождение» ссылалась на мнение комиссара Фо-Па-Биде, что организации в Берлине и в Париже — это две параллельные организации, преследовавшие цель похищения генерала Кутепова .

В связи с расследованием событий, произошедших с участием генерала Кутепова в Берлине и в Париже в январе 1930 года, за рубежом в это время, да и в дальнейшем, часто ставился вопрос, были ли связаны встречи и переговоры председателя РОВСа с Поповым и де Роберти в германской столице и его похищение в столице Франции. Были ли связаны и взаимодействовали ли между собой чекисты и их агенты, действовавшие в Париже и в Берлине? Не планировалась ли акция по устранению Кутепова в Берлине (где советские спецслужбы имели сильные позиции) и не была ли она сорвана внезапным отъездом председателя РОВСа после предупреждения де Роберти? Предположения такого рода нередко высказывались, в частности, в эмигрантских кругах и в русскоязычной печати после парижского исчезновения Кутепова, когда стало известно о его тайной встрече в Берлине. Начальник II отдела РОВСА генерал фон Лампе полагал, что наблюдение чекистов за Кутеповым в Берлине установило, что он сообщил ему о приезде и был у него, что и предотвратило покушение. «Мне кажется, что дело похищения готовилось и в Берлине, и в Париже», — писал он. «Кутепова похитили в Париже, — продолжал генерал свои размышления, — но мне кажется, что за неделю до этого он избег того же в Берлине только случайно» .

Тем временем чекисты внесли принципиальные коррективы в свои действия. В частности, развернулось следствие в отношении де Роберти, и он был арестован. В связи с этим остается вопросом, стали ли следствие и арест результатом зарубежных публикаций и разоблачений, или же подозрения возникли еще ранее, и поэтому были предприняты указанные действия. В частности, А.А. Зданович утверждал, что вечером того же дня, когда де Роберти разговаривал наедине с Кутеповым, т.е. 18 января, он отчитался о своей беседе перед «Фотографом» (А.Н. Поповым). «Опытный агент и хороший психолог, “Фотограф” подметил некую фальшь в словах напарника», — писал Зданович. В результате сразу по прибытии в Москву Попов поделился возникшими у него в Берлине сомнениями относительно поведения напарника с чекистами — автором агентурной разработки «Синдикат–4», начальником 6-го отделения КРО Н.И. Демиденко и непосредственным куратором этой операции, помощником начальника КРО С.В. Пузицким.

Де Роберти был арестован, начались допросы, и на обложке уголовного дела, заведенного на него, появилась надпись «Предатель», что соответствовало результатам его допросов и показаний. Он, в частности, говорил: «Я признаю свою вину в том, что я, под влиянием чувства личного расположения ко мне со стороны Кутепова в личном с ним свидании в Берлине, предупредил его о необходимости принять меры личной безопасности, т.к. Кутепова могут убить… слово ОГПУ я не говорил, но в разговоре о том, что А.Н. Попов ездит за границу, а я в 1928 году не получил разрешения, а теперь я и Попов получили командировки по Лесоэкспорту, А.П. Кутепов мог сделать вывод о том, что я могу являться объектом ОГПУ». «Из этого разговора Кутепов мог понять, — продолжал свои признательные показания де Роберти, — что я имею отношение, так же как и Попов, к ОГПУ. Этот разговор с Кутеповым я Попову не передал, так как сожалел, что его допустил. В последующих письменных докладах моих ОГПУ я также об этом умолчал» . Эти признания предопределили судьбу де Роберти, но следствие по его делу растянулось на несколько месяцев. И автор еще будет обращаться к этому фигуранту на страницах своей книги.

Чекисты тем временем прилагали чрезвычайные усилия, чтобы спасти и продолжить свою операцию. С одной стороны, они стремились имитировать разгром центральных структур ВРИО, но сохранение периферийных, и искали людей, которые могли бы от их имени выйти на связь с эмиграцией. С другой стороны, как уже указывалось ранее, в Париж были направлены в феврале письма от имени Попова и де Роберти, в которых они высказывали опасение за свою дальнейшую судьбу, так как не уверены, что их встречи с генералом Кутеповым не станут известны ОГПУ, и просили им временно не писать . Полковник Зайцов вспоминал позднее, что 14 и 16 февраля они действительно писали ему из Москвы. Причем в последнем письме де Роберти просил прервать с ним переписку и сообщал, что Попов якобы уже скрылся из столицы .

М.А. Деникина-Грей приводит в своей книге текст письма от 16 февраля, где, в частности, указывалось: «Дорогой друг, с появлением в газетах информации, которая может обнаружить нас, мы просим Вас прекратить всю переписку с нами до нового приказа. Федя (одно из кодовых имен Попова. — В.Г.) уехал в Туркестан. Предупредите Тегеран о возможности побега в Персию в случае усложнения ситуации… Искренне Ваши друзья» .

Тем временем под серьезным подозрением оказался генерал П.П. Дьяконов, которого в эмигрантских кругах часто называли представителем ВРИО в Париже или в целом за рубежом. Напомним, что такой вопрос неоднократно поднимался Поповым в ходе его визитов за границу, и в том числе встреч с генералом Кутеповым. Но последний относился к этому неодобрительно, и поэтому в ряде эмигрантских источников указывалось, что представителем ВРИО на деле был близкий Дьяконову генерал-майор Г.Г. Корганов/Карганов.

В связи с личностью этого человека заметим, что упоминание этих двух вариантов его фамилии не должно удивлять, ибо и та, и другая звучали на страницах эмигрантской периодики. В своей книге, посвященной противоборству военной эмиграции и советских спецслужб в 20-е годы XX века, автор именовал этого генерала Каргановым. Но в настоящее время удалось выяснить, что в официальных документах (офицерских списках, списках Генштаба) он все-таки именовался Кургановым, хотя настоящая его фамилия по рождению была Корганян, а происходил он из дворян Тифлисской губернии и был сыном генерал-майора. Гавриил (точнее по рождению — Габриэл, иные варианты — Габриэль и Габриель) Григорьевич Корганов окончил Михайловское артиллерийское училище и Николаевскую академию Генерального штаба, был участником Первой мировой войны на Кавказском фронте. В ноябре 1917 года он был произведен в звание генерал-майора, а в дальнейшем перешел на службу в Армянскую республику. Был военным советником армянской делегации на Парижской мирной конференции и затем стал эмигрантом в Париже . Несмотря на разноголосицу именования фамилии этого генерала в эмигрантских источниках, автор будет называть его Кургановым.

Вернувшись же к прерванному рассказу, заметим, что весной 1930 года со стороны ряда видных деятелей РОВСа (генерал П.П. Шатилов, полковник А.А. Зайцов и др.) в адрес генерала Дьяконова стали высказываться серьезные подозрения и обвинения, связанные с его возможным участием в похищении Кутепова и сотрудничеством с ОПТУ.