– Не надо, Джонни. Когда я сказала, что мы будем смотреть кино, взявшись за руки, то имела в виду как товарищи. Милый пустячок. Но теперь чувствую по-другому, и это меня тревожит. Давай повременим, Джонни, пока я тебя не узнаю. До сих пор видела тебя только в экстремальных ситуациях. Ты вел себя прекрасно. Но каким будешь за завтраком, или обучая жену какой-нибудь игре, или за рулем автомобиля? В обычных обстоятельствах, когда ничего не грозит?
– Ты давно читала газеты? – мрачно спросил Джон. – Мы живем в обстановке всеобщего кризиса, и кто знает, когда он закончится. Когда я увидел, как ты идешь в вестибюле, сказал себе: вот если бы мог жить с ней бок о бок в обычной, нормальной обстановке! Я бы постарался ей угодить. О толике такой жизни мечтает каждый из нас.
Официант принес запотевшие стаканы с мартини.
– Давай немного притормозим, Джонни? Ладно?
– Очень хочется ответить «нет». Но я отвечаю «да», дорогая Элисон.
Она подняла стакан:
– За нас, Джонни. Как бы все ни обернулось, выпьем за нас!
В кабинете на четвертом этаже Пьер Шамбрен налил в чашку горячий, дымящийся кофе по-турецки. После дня работы его стол был завален деловыми бумагами: приказами на подпись, отчетами руководителей отделов, письмами, записями пропущенных телефонных звонков – и со всем этим лишь один он мог разобраться. Среди прочего здесь лежали предложения Амато по проведению субботнего праздника. Шамбрен ни к чему не прикоснулся, с чашкой в руке подошел к окну и посмотрел в темноту Центрального парка, кое-где пробитую огоньками уличных фонарей. В этом маленьком человечке кипел необычный гнев. Его привычный отлаженный миропорядок перевернул вверх дном Обри Мун. Тот бросил ему вызов. Всю трудовую жизнь Шамбрен пытался противостоять напористой силе денег. Его оружием было внешнее обаяние, невозмутимость, стремление вникнуть в любую деталь, постоянное изучение человеческих капризов. Кроме того, имелась личная служба разведки, снабжавшая Шамбрена информацией, которую он пускал в ход, если требовали обстоятельства. Но в битве с Муном такого оружия было недостаточно. Служба разведки не могла отыскать одного важного ключа: кто тот человек, которого планировал убить Мун? Чтобы разобраться, следовало понять, почему Мун взял на себя труд так искусно обставить предстоящее преступление.
Что могло бы повредить Муну, спрашивал себя Шамбрен. В его жизни было много некрасивых историй, похожих на ту, что приключилась с Макайвером. Он бы посмеялся над любым, кто бы пригрозил, что расскажет миру о его жестокостях. Репутация Муна зиждилась на легенде о человеке-садисте. Неужели он совершил преступление, о котором некто готов заявить во всеуслышание? Если так, почему неизвестный медлит с откровением? Что касается финансовой стороны, тут Мун неуязвим.
Ответ кроется в извращенной натуре Муна, говорил себе Шамбрен. Какая его главная слабость? Тщеславие, неумеренное тщеславие. Тяга к постоянному всеобщему вниманию. Не важно, что выставлять в себе напоказ – добро или зло, – только бы стоять на авансцене, которая значила для него больше, чем жизнь. Мун потратил двенадцать лет, преследуя семью Макайверов, потому что Уоррен задел его тщеславие, рассказав всем, какой он трус. Стоило нанести относительно небольшой ущерб его самолюбию, и Мун мог превратиться в вечного заклятого врага.
Шамбрен вернулся к столу и, поставив пустую чашку, усмехнулся. «Почему» могло оказаться настолько абсурдным, что догадаться невозможно. Марго Стюарт, например, могли убить, потому что она готовилась поведать свету, что у Великого человека безволосая грудь. А если серьезно – что он импотент и все его разговоры о победах над женщинами сплошной обман и чепуха. Узнай он, что его секретарь готова открыть тайну, и Мун-садист превратился бы в бешеного Муна-убийцу. Но где искать ответ? Вряд ли эта девчонка Стюарт могла знать подробности какой-нибудь старой истории, иначе ее смерть не была бы такой непродуманной. Что-то она, конечно, пронюхала и за это поплатилась жизнью. Но главная цель – не она. В противном случае ее убийство было бы лучше спланировано.
Шамбрен сел за стол и отодвинул в сторону гору бумаг. Взял утренние газеты и стал перечитывать все, что было опубликовано о Муне. Где-то здесь таился ключ к разгадке или имелось свидетельство. Шамбрен снял телефонную трубку и попросил соединить с пентхаусом М. Телефон был занят.
– Занят уже некоторое время, – объяснили ему. – Мистер Шторм диктует издательству текст завтрашней колонки.
– Тогда дайте мне мистера Амато.
– Думаю, он ушел домой, сэр.
Шамбрен нетерпеливо поморщился и положил трубку на рычаг. Он хотел получить список гостей на субботний праздник. У него появилось ощущение, что намеченная Муном жертва должна быть среди них. Мун непременно включит этого человека в список, даже зная, что тот не придет. Пропустить его значило бы приковать внимание к отсутствию человека на торжестве. А список у Амато должен быть, поскольку ему заказаны рукописные карточки для размещения приглашенных по столам.
Шамбрен уже начал подниматься из-за стола, когда кое-что привлекло его внимание в «Трибюн». Он так и остался стоять, глядя на газетную полосу, и вдруг начал тихонько насвистывать. И снова взялся за телефон:
– Соедините меня с домом мистера Амато.
Лейтенант Гарди, хоть и не мог похвастаться игрой мысли, которой щеголяют книжные детективы, был основательным и цепким. Он безоговорочно принял версию Шамбрена по поводу Муна и представлял, какие его ждут трудности.
Муна нельзя пока трогать. Первым побуждением Гарди было арестовать его и посадить в надежное убежище. Если человеку грозит расправа, полиция вправе принять меры по его защите. Но Гарди понимал, адвокат вытащит Муна из темницы задолго до того, как они что-нибудь найдут и выдвинут против него обвинение.
Первое, что следует сделать, – предпринять все возможное для охраны Муна в «Бомонте». И в это время потянуть за две тоненькие ниточки – банковские счета и пишущие машинки. В пентхаус был послан детектив Груббер взять образцы шрифта пишущих машинок. Если Мун заупрямится, Груббер ему скажет: образцы нужны, чтобы проверить бумаги, найденные в номере убитой Стюарт. Пусть Мун немного попотеет от страха.
Гарди висел на телефоне, стараясь обнаружить чиновников из банка Муна и трастовой компании «Уолтхэм». Он надеялся, что ему помогут обследовать счета Великого человека. Если обнаружится, что в соответствующее время сняты интересующие суммы, это уже кое-что. Хотя для Муна не смертельно. Богачи нередко тратят помногу, особенно такие, которые выкладывают сорок тысяч долларов за дружескую вечеринку. Связь доказать скорее всего не удастся, но этого будет достаточно, чтобы Гарди понял: они на правильном пути. Впоследствии и другие поймут, что совпадение выглядит сомнительным.
Гарди огорчался – заняться счетами не получалось до утра. Требовалось присутствие определенных лиц, и хранилища имели специальные замки, которые не откроются до заданного времени.
Лейтенант только покончил со звонками, когда явился с докладом детектив Груббер. В апартаментах Муна была всего одна пишущая машинка.