Слуги дона Эрнандо относились к ней с почтением, но Люции это не нравилось, и все вокруг казались ей неотесанными деревенщинами.
Поскольку охраны в доме было более чем достаточно, Карл и Рауль, казалось, совсем потеряли к ней интерес и работали спустя рукава.
Рауль больше ел и спал, а Карл волочился за служанками. Он имел успех и часто ночевал вне своей комнаты. Это очень злило Люцию, поскольку она только себя считала полной его владелицей.
Часто звонила Солейн Она спрашивала у Люции, как та себя чувствует, и дочь постоянно жаловалась на обстановку в доме деда и просилась обратно в город.
Во время последнего разговора мадам Гутиерос сказала:
— Сейчас пока нельзя, солнце мое, в Эль-Гео тебе угрожает опасность. Но как только я поймаю одного нехорошего парня, ты вернешься обратно. Обещаю тебе.
— Уж не Ландера ли ты ищешь, мама? — спросила Люция
— Не только его, но откуда тебе знакомо это имя?
— Неужели ты думаешь, что я полная дура? Вся охрана в городе только о нем и говорила. Это и есть тот человек, который расписался у меня на ноге?
— Да, — после некоторой паузы призналась Солейн.
— Тогда ты зря меня выслала, потому что мистера Ландера давно уже нет в городе.
— А ты откуда знаешь?
— Потому что он уже навестил меня, мама.
— Что?! Что ты такое говоришь?! — вскричала Солейн. Ей показалось, что Люции прямо сейчас грозит опасность, а она, мать, никак не может защитить свою дочь. — Что там у вас происходит, Люция?! Ответь мне!
— Теперь уже ничего страшного. Просто когда у нас сломался самолет, мы сели в ста километрах от дома дедушки и первым, кто нас навестил, был мистер Ландер.
— А Карл и Рауль? Они его не остановили?!
— О чем ты говоришь, мама. Этот самый Ландер прибыл на большом корабле, где у него была куча людей и даже пушка или пулемет — я в этом не разбираюсь.
— Какой ужас!
— Да ладно тебе, мамуля, все уже в прошлом. Он оставил нас и уплыл, хотя я ему себя предлагала…
Последние слова Люция добавила специально, чтобы помучить мать.
— Ты меня убиваешь, Люция! Как ты могла?!
— Мама, не ори так в трубку, пожалуйста. Возможно, я сделала это от испуга, но этот Ландер все равно отказался от меня. Ты представляешь? Уж чего-чего, а этого я ему никогда не прощу.
— И… что же он сказал?
— Сказал, что я дура и что он думает не об этом, а о том, стоит меня убивать или нет. Так что ты не там его ищешь.
После этого разговора с матерью Люция почувствовала себя лучше и даже отправилась показаться на катере с молодым охранником по имени Лейхи.
Лейхи страдал какой-то неведомой болезнью и почти не разговаривал, однако он хорошо водил катер и был отличным слушателем.
Люция обожала попрыгать на трамплинах, хотя боялась этого и всегда громко визжала. После страшных полетов они с Лейхи отдыхали возле мангровых зарослей, и Люция пичкала своего знакомого различными байками про жизнь в городе, а тот восторженно цокал языком.
К дону Эрнандо часто приезжали дяди Люции, братья ее матери.
Игнасио казался ей просто мешком. Он расспрашивал о Солейн и постоянно повторял, что тоже мог бы жить в городе, но не любит шума. Джовани и Маркус вели себя отстранение. Они приветствовали Люцию сдержанными кивками и провожали настороженными взглядами. Получив указания от дона Эрнандо, они уезжали.
Один лишь только Паскуале жег ее своими черными глазами и называл «любимой племянницей», при этом норовя обнять или взять за талию.
Дяди появлялись и снова уезжали, но в доме жили еще двое незнакомцев, которые были Люции очень интересны. Судя по тому, какими подозрительными взглядами охранники провожали этих гостей, их считали здесь чужаками.
Когда Люция спросила деда, что это за люди, дон Эрнандо нехотя сообщил, что это его партнеры, а дальнейшие расспросы пресек, предложив внучке пойти и покушать винограда. Тогда Люция решила познакомиться с гостями самостоятельно.
Она выяснила, что они живут в небольшом коттедже в глубине сада и однажды вечером нанесла им визит.
79
Чтобы незаметно добраться до гостевого коттеджа, необходимо было пройти мимо кустов, подстриженных как шахматные фигурки, и выбраться на посыпанную гранитной крошкой тропинку. После этого нужно было проскользнуть мимо поста охраны и уже потом спокойно идти к гостевому домику.
Люции казалось, что все у нее получилось гладко, однако в самый последний момент кто-то крепко схватил ее за локоть.
— Аи-яй! — вскрикнула Люция.
— Простите, мисс, если я сделал вам больно, но это чужаки, и от них можно ожидать чего угодно, — произнес человек, в котором Люция узнала Пепито.
Он был главным охранником дома Марсалесов. Казалось, Пепито никогда не спит и знает обо всем, что происходит в доме.
— Пока что все мои проблемы только от тебя, — с вызовом в голосе ответила девушка, и вырвавшись из рук Пепито, толкнула дверь коттеджа. Охранник пожал плечами и исчез в кустах — как будто его здесь и не было.
Входная дверь оказалась незаперта. Люция появилась в тот самый момент, когда Жак Рене разминался после холодного душа, а Удо Галлауз занимался приготовлением пищи.
Незваная гостья какое-то время стояла молча, ожидая, когда ее заметят.
— Это кто? — увидев Люцию, воскликнул Рене и прекратил свои упражнения.
— Не кто, а что, — по-своему поняв напарника, ответил Удо, — говядина в белом соусе с орехами, — прочитал он на пакете готового блюда и, щелкнув по нему пальцем, добавил: — Рекомендуется под красное вино и охлажденные фрукты. Говядина и фрукты — что за странная смесь.
— У нас гости, Удо, — пояснил Рене. Галлауз обернулся и, увидев Люцию, сказал:
— Карточная победа во сне — к появлению незнакомки.
— Это не незнакомка. Это внучка старика Эрнандо — Люция. Я не ошибся, мисс?
— Нет, — довольно улыбнулась девушка. Оба этих человека были ей симпатичны.
— Вы заблудились, мисс? — спросил Галлауз.
— Нет, я выяснила, где вы живете, и пришла к вам в гости, — сказала Люция.
— Большое вам за это спасибо, Люция, но у нас скучно. Мы только едим и спим, — улыбнулся Рене, однако его глаза остались колючими и холодными.
— Я сяду? — спросила девушка и, не дожидаясь разрешения, прошла к небольшому дивану. Закинув ногу на ногу, она придержала руками подол платья, но в этот момент на нее никто не смотрел.
«Сволочи», — промелькнуло в голове у Люции.
— Я пойду оденусь, а то как-то неловко перед дамой, — сказал Рене.