— …нам придется несладко… — закончил за Инессу Бертольд.
— Хорошо, — приняла решение Брун, — уводите людей. Я сейчас подойду.
Ланш хотел было поинтересоваться, зачем Инесса остается одна, но подумал, что с его стороны это будет слишком дерзко.
Поминутно оглядываясь, он пошел следом за своим взводом, а Инесса, подождав, пока ее люди отойдут на безопасное расстояние, включила свою рацию.
— Эй вы, там, наверху! Внимание, говорит Инесса Брун! Я прекрасно знаю, что вы меня слышите, поскольку пеленгуете все переговоры… Перехожу к делу — в город попадает большое количество фанатиков и убийц Дункана Пеко. Есть сведения, что они проникают в город через старый торфяной трубопровод. Труба начинается от восточной окраины города и идет к Дымным болотам. Уничтожьте ее, иначе люди Пеко вырежут все население. — Уф… — выдохнула Инесса, закончив сообщение. — Я снова была в эфире, и это приятно.
Затем она посмотрела на небо и прислушалась — миротворцы могли обстрелять место радиопередачи.
«Ну что ж, я сделала все, что могла», — подумала Брун и, спрятав рацию, побежала догонять отряд.
105
… Спустя пять минут после перехвата распечатка и аудиозапись голоса некой Инессы Брун лежала на столе федерального инспектора. Едва взглянув на сообщение, Ральф Паккард тут же вызвал начальника разведотдела, и тот, упреждая вопрос инспектора, положил на стол карту местности с нанесенным на ней торфяным трубопроводом.
— Похоже на правду, майор. Вы не находите?
— Похоже, сэр. Но проползти по трубопроводу на четвереньках тридцать километров едва ли возможно…
— Это нелегко, тут я с вами согласен, но если предположить, что можно делать передышки на компрессорных станциях… Сколько между ними?
— От трех до пяти километров…
— Вот-вот. Все сходится Бомбить, и немедленно…
Приказ федерального инспектора не обсуждался, и спустя несколько минут боевые машины стали покидать суда носители.
В бортовые компьютеры всех бомбардировщиков были внесены точные координаты трубопровода, и специальные программы в срочном порядке рассчитывали схемы прицельного бомбометания.
Звено за звеном тяжелые машины проваливались в атмосферу Рабана, и на их экранах появлялись уже ставшие привычными очертания материка Конго. В точке бомбометания наступала ночь, но бомбардировщикам это не мешало.
— Внимание, «база», говорит «коршун-один». Я над целью, разрешите приступать?
— Я «база», разрешаю…
После подтверждения команды бомбардировщики перестроились, и их черные силуэты, словно тени возмездия, распластались над поверхностью Рабана.
Последовал короткий обмен командами, и машины начали избавляться от смертоносного груза.
Длинные цепочки управляемых бомб потянулись к Рабану. Повторяя все изгибы торфяного трубопровода, они напоминали вереницы мигрирующих птиц.
«Красиво идут», — подумал командир эскадрильи и, связавшись с «базой», доложил:
— «База», я «коршун-один». Бомбы пошли на цель. Разрешите возвращаться?
106
Неясный гул сотен голосов отвлекал вождя от созерцания звездного неба. Неудачи армии взбесили Дункана, и он пытался обрести покой, глядя на далекие вечные звезды.
Сейчас он был готов сносить головы всем подряд, даже безмолвным факельщикам, которые следовали за вождем.
«Грязный сброд, свиньи, — ругал вождь своих камрадов. — После похода обновлю весь командный состав. Весь. На костер их…» Отложив месть на более поздний срок, Дункан сосредоточился на текущих делах.
В течение последнего часа он получил еще пять сотен человек, и они сейчас же должны были отправиться к арсеналу. Дункан жестко поговорил с Чемулем, Торпедо и Харрисом. Он безжалостно давил на психику и довел своих генералов до нервного потрясения.
Торпедо до сих пор не мог успокоиться, и его рыдающий голос время от времени доносился со дна оврага:
— Я возьму этот арсенал голыми руками! Я клянусь! Клянусь скрипкой камрада Дункана!
«Как он может клясться столь дорогой для меня вещью?» — подумал Пеко. Он посмотрел на скрипку, которую не выпускал из рук. При свете факелов ее благородное дерево казалось прозрачным.
Иногда среди переплетения древесных волокон Дункан узнавал черты прежнего хозяина скрипки — маэстро Фелистера. Когда-то давно, уже целую вечность назад, Дункан у него учился.
Подчас вождю Нового Порядка не хватало совета доброго старика, его участия или, напротив, строгого нагоняя. Казалось, будь он сейчас жив, и Дункану не пришлось бы проливать реки крови, чтобы найти свой жизненный стержень — свое начало.
«А может, это к лучшему, что учитель умер раньше, чем все это началось?..» — подумал Дункан.
— Камрад Дункан! — несмело позвал Харрис.
— Что? — очнулся вождь. Он так глубоко погрузился в свои воспоминания, что не сразу понял, где находится. — Ах, это ты, Харрис! Где наш новый камрад — Джек?
— Он спит на своем корабле. Сегодня он оказал нам большую услугу, уничтожив вражескую позицию.
— Ты, я вижу, уже восстановился после разговора со мной… А Торпедо еще плачет…
— Что вы, камрад Дункан, я по-прежнему сгораю в огне своего стыда, но я обещаю…
— Достаточно обещаний, Харрис. Что ты хотел сказать?
— Из трубы простучали условным стуком. Значит, через полчаса начнет выходить новый отряд.
— Хорошо, давай спустимся.
Пеко покинул возвышение и в сопровождении факельщиков и Харриса спустился к торфяной трубе.
Заметив приближавшегося Дункана, повстанцы стали подниматься с земли и строиться в шеренги. Увидеть вождя так близко было большой удачей.
— Да здравствует камрад Дункан! Да здравствует камрад Дункан! — вразнобой выкрикивали сотни голосов.
В ответ Пеко лишь вяло помахал рукой.
Неожиданно где-то далеко ухнул взрыв. Потом второй, третий, а в следующие мгновения взрывы загрохотали с ужасающей частотой.
Торфяная труба тревожно загудела, напряглась, а потом с оглушительными хлопками стала извергать свое содержимое. Бесформенные комки целыми гроздьями выстреливались из гигантского ствола и улетали в темноту, а волны спрессованного воздуха сбивали с ног всех, кто стоял рядом.
Прочистив внутренности, гигантская труба наконец успокоилась и больше не демонстрировала свою сокрушительную силу. Она, как живое существо, таращилась в темноту и издавала еле слышные жалобные звуки, как будто потрясение стихией оживило ее и заставило дышать.
Факелы погасли, глаза запорошила торфяная пыль, и люди ползали по земле, натыкаясь друг на друга и подвывая от страха.