Османская империя. Шесть столетий от возвышения до упадка. XIV-XX вв. - читать онлайн книгу. Автор: Джон Патрик Бальфур cтр.№ 130

Школами, о которых шла речь, были начальные школы, реформирование которых совет намеревался осуществить в это время в гражданской сфере. Но его рекомендации были категорически отвергнуты ведомством шейх-уль-ислама, в результате чего гражданское начальное образование вплоть до XX века продолжало быть функцией религиозной составляющей турецкого общества. Смирившись с оппозицией улемы, совет решил применить свои идеи к школам для подростков (школы рюшдие), заполнив разрыв между религиозным обучением в начальной школе и мирским — в высшей школе. Прогресс был медленным, но две новые школы грамматики, приданные мечетям султана Ахмеда и Сулеймание, были все же учреждены при поддержке общественных фондов во время правления Махмуда. Их учебные программы охватывали главным образом грамматику и литературу, и их целью была подготовка кандидатов на гражданскую службу.

На пути всех этих новшеств оставалось одно серьезное препятствие — языковой барьер. Махмуд пытался привить западную управленческую и социальную системы мусульманскому обществу, которое практически не знало ни одного западного языка. В живых оставались единицы из тех молодых людей или их последователей, кого Селим III в свое время убедил заняться лингвистикой. Греки, как лица, занимавшие официальные посты, были дискредитированы в глазах турок со времен их войны за независимость, когда последний грек-драгоман Порты был уволен и его место занял мусульманин. Найти подходящего человека на этот пост оказалось нелегко, и в конце концов он был доверен преподавателю математической школы, христианину по происхождению, которого затем сменил один из его коллег. Наконец султан лично решил проблему языка, учредив «переводческие палаты» в Блистательной Порте, которые впоследствии превратились в школу иностранных языков.

С 1834 года возрождая незавершенные планы Селима III, Махмуд стал учреждать посольства Турции в главных европейских столицах. Дипломатический штат посольств, в основном состоявший из турок-мусульман и полностью исключавший греков-фанариотов, получил возможность не только изучать западные языки, но и впитать определенное влияние западной цивилизации. Для немусульман высшие дипломатические посты постепенно стали недоступны. Так начала развиваться заграничная служба, в течение следующих пятидесяти лет обеспечившая Османской империи наиболее просвещенных лидеров и государственных деятелей.

Тем временем, понимая всю важность средств сообщения для централизованного государства, Махмуд открыл в Стамбуле первую газету на турецком языке. Ее французская версия называлась Moniteur Ottoman. Ее прочтение требовалось от государственных чиновников — для ознакомления с политикой и деятельностью султана. В 1834 году был сделан следующий шаг — введение почтовой службы, подчиненной ответственному чиновнику, который в свою очередь назначал своих подчиненных в соответствующих местах империи для регистрации и обработки всей корреспонденции, «так, чтобы впредь, — пояснил султан, — ни одному человеку не приходилось отправлять письма самому». Султан лично открыл первую почтовую дорогу из Ускюдара (Скутари) в Адрианополь — предшественницу других, которым еще предстояло появиться.

Так были заложены основы — в армейской сфере, правосудии и государственном управлении — для постепенного становления современного Турецкого государства, сочетающего в себе элементы западной и восточной цивилизаций. Во внешних социальных аспектах турецкий образ жизни также должен был подвергнуться европеизации, причем сам султан показывал пример. Он больше следовал не османскому, но европейскому протоколу. Он устраивал приемы, на которых находился среди своих гостей, беседуя с ними и даже проявляя почтительное отношение к их дамам. Не будучи больше далекой, недосягаемой фигурой, султан появлялся перед своим народом, участвуя в публичных церемониях и лично обращаясь к слушателям. Теперь министры могли сидеть, а не стоять в присутствии султана. Их кабинеты были обставлены мебелью в европейском стиле, теперь в них стояли не одни только низкие диваны и кушетки, а конторки и столы, а также стулья с высокими прямыми спинками. Кроме того, нередко, попирая запреты ислама, на стенах кабинетов висели портреты султана.

Махмуд не поощрял ношение длинных бород и внес существенные изменения в костюм. Для своей новой армии он ввел мундиры европейского покроя, бриджи и ботинки (сапоги). Двадцатью годами раньше подобный разрыв с портновскими традициями привел к мятежу, который сместил Селима III. Теперь же все это было принято, хотя и не без неохоты. Привыкший к свободной обуви, широким шароварам и рубахе, которые на самом деле затрудняли его движение, турецкий солдат видел в этих плотно облегающих фигуру униформах следы чего-то нечестивого и считал такую форму одежды неполноценной.

Особенно трудно турецкому солдату было принять смену головного убора — из-за вовлеченности в этот вопрос религии. Заменив тюрбан, Махмуд сначала ввел субару — стеганую шапку с полуцилиндрическим верхом, которую носили новые войска Селима. Но в 1828 году она была заменена более практичной феской, североафриканским красным фетровым беретом, на самом деле европейского происхождения. Высказывания Пророка сделали головной убор особым символом исламской веры. Поэтому феска до ее принятия в качестве стандартного военного головного убора должна была быть проверена и одобрена улемой. Одобрение было дано после некоторых колебаний, является или нет феска истинно исламской, после чего пришлось принять решительные меры, чтобы заставить ее носить. Однако предложение Махмуда добавить к ней кожаные поля, тем самым защитив глаза солдат от солнца, было встречено улемой решительным отказом на том основании, что поля будут мешать солдатам касаться лбом земли во время молитвы, как это должны делать все истинные мусульмане. Гражданские, как и солдаты, стали носить феску вслед за указом 1829 года, подробно определявшим детали костюма, который предписывалось носить чиновникам различных категорий. Средневековые одеяния и тюрбан остались «униформой» церковников из рядов улемы. Признаком принадлежности к современному гражданскому обществу стали брюки европейского покроя, заменившие объемные шаровары турецкого образца, а традиционный костюм турок — по крайней мере, в городах — дополнился сюртуком и черными кожаными ботинками.

Махмуду II, после подавления янычар решительно действовавшему в самых разных областях, оставалось всего тринадцать лет, чтобы заложить основы давно обещанных радикальных реформ и запустить их в действие — хотя все равно еще только на поверхности. Это были трудные годы, поставившие Махмуда перед проблемами, потребовавшими всей его непоколебимой воли и упрямого стремления к цели, в чем с ним могли сравниться лишь немногие из его предшественников. Султан стремился навязать Османской империи, можно сказать за одну ночь, новый порядок вместо старого, перевести своих подданных из одного, глубоко укоренившегося за века образа жизни в другой, еще не изведанный и не знакомый почти никому. Понятно, что люди прошлого в среде духовенства оставались непримиримыми противниками перемен, которые они уже были не в силах повернуть вспять. Тем не менее в результате преобразований в чиновничьей среде появились люди настоящего, пришедшие к западному образу жизни и начавшие работать по западным образцам в чуждых и все еще далеко не совершенных институтах. Им не хватало ощущения надежности, той привычной системы тесных личных связей и отношений, которая была внутренне присуща старой правящей иерархии. Будучи европеизированными гражданскими служащими с новым образом жизни и стандартами мышления, эти новые правители поначалу оказались даже более, чем когда-либо, далеки от образа жизни тех, кем они правили. Более того, в качестве «государственных служащих», еще не имевших определенной государственной морали, они могли быть столь же коррумпированными, что и чиновники прежних времен.