Два гадячских возчика, Мордехай и Спиридоныч, никогда не враждовали, хотя и соперничали. Но не таков Спиридоныч, чтобы бросить попавшего в беду коллегу. И вот катится по улицам Гадяча телега, а на ней тело нашего приятеля Мордехая, обернутое, как положено по закону, и укрытое черным покрывалом. Лишь двое идут за телегой: Бася и служка Беломордик. В руках у служки мятая коробка для пожертвований.
Осенний день в Гадяче. На улице играют дети, играют и бьют в ладоши. Десятилетняя девочка бросает в стену резиновый мяч и прыгает через него.
— Пожертвование спасает от смерти! — тихо бормочет служка, как оно заведено на похоронах.
Бася, сгорбившись, плетется за телегой. Она пока еще жива, пока еще дышит, а значит, и сердце ее болит, и слезы льются.
— Стой!
Полицейский — один из тех, кто избивали Мордехая, подходит к телеге и приподнимает покрывало. Затем он приказывает возчику свернуть на боковую улицу и погрузить на телегу еще одно тело, которое валяется там на дороге. Это безымянный еврей из беженцев, которые в последнее время прибывают в город из окрестных деревень.
Вот и кладбище. Из штибла выходят несколько евреев, среди них габай Гинцбург. Они берут лопаты и принимаются за рытье могил. Возчик Спиридоныч уезжает. Пусть евреи сами хоронят своих мертвецов. Земля нынче жадная до еврейских тел — разверзла пасть и знай себе требует: «Еще! Еще!»
Тела опускают в могилы, закапывают. Два свежих холмика высятся над кладбищенской землей. Под одним из них — бывший возчик Мордехай, под другим — неизвестный еврей, как видно, из деревенских. Прочитан кадиш, «Эль мале рахамим». Вот и все.
Арон Гинцбург переехал жить в штибл. Но он такой не один: в последнее время приходит сюда все больше хасидов, просить милости и защиты. Уж если прятаться, то лучше делать это в святом месте. В Судный день, который в этом году пришелся на первое октября, состоялась общая молитва. Каким-то образом удалось Арону Гинцбургу собрать миньян. Пришел и реб Шломо Шапиро — без него вряд ли удалось бы собрать в одном месте и в такое страшное время десяток евреев. Как всегда, у Шапиро одно на уме: утешить людей рассказами о Святой земле. Да, изгнаны мы с нашей земли, далеки от нее дальше некуда. Но есть, есть там наши братья, новый свободный народ, живущий, в том числе, и нашими бедами! Если суждено прийти избавлению, то оттуда, из земли Сиона и Ерушалаима! Живут там евреи каждый под своей лозой, работают на земле и в промышленности, занимаются Торой и наукой, радуются жизни. И он, Шломо Шапиро, видел это собственными глазами. Жив народ Израиля!
Слыхали? Жив народ Израиля! И одновременно с распространением этих утешительных небылиц старается Шапиро сделать все, что возможно, ради спасения людей. В доме, где до оккупации собирался миньян, организована столовая для беженцев, стариков и неимущих. И кто, вы думаете, работает там постоянно? Песя Фейгина и Бейла Беломордик, жена служки. Продукты Шапиро покупает за наличные у Хаи-Сары Берман. Лейбка и Шимон Гинцбурги, а также наша Тамара помогают доставить их из дома Берманов на кухню миньяна. Еда простая и сытная. Тем, кто сам не может добраться до столовой, приносят обед домой. И всем этим заправляет он, Шапиро: находит деньги, делает закупки, составляет списки…
Жив народ Израиля… Вот только все больше и больше свежих холмиков на еврейском кладбище Гадяча. Есть и молодежь, готовая отдать жизнь борьбе против врага. В лесу наши старые знакомые Соломон и Вениамин строят себе землянку, Глаша помогает.
Работа эта непростая. Сначала нужно заготовить стройматериалы: бревна для каркаса будущего земляного помещения. Бревна надо отмерить, напилить, снять с них кору. Затем столбы вкапываются в землю, на них укладываются доски и ветки, и все это засыпается сверху лесной почвой.
Парни стараются, как могут, Глаша тоже не отстает. Люди строят себе лесное убежище, первую партизанскую землянку в глубине чащи. Две пары глаз не знают устали, мечутся, не находят себе места — то встретятся на мгновение, то снова разбегутся в разные стороны. Глаше кажется, что мир вернулся на землю. Странное дело! Прошло всего несколько дней с момента возвращения Вениамина, но она уже видит перед собой лишь его, лишь он один и существует для нее, один в целом свете. Она постоянно думает об этом парне, о его белозубой улыбке, о его слегка покатых плечах, о его серых глазах, поглядывающих на нее со смесью грусти и радости. Эти глаза и просят, и требуют, и притягивают к себе. Они зовут, и Глаша не хочет противиться этому зову; в сердце ее поет древняя песня, поет и рвется наружу, неслышная песня без слов.
Землянка построена и хорошо замаскирована. Начинается лесная жизнь. Глаша получает приказ. Ей поручено вернуться в Вельбовку и поговорить с Гавриленко. Вениамин идет проводить девушку. Они молча шагают между соснами. Сейчас, когда они остались наедине, смущение овладело обоими. Хвойный ковер глушит шаги, но сердца стучат так, что закладывает уши.
— Возвращайся, Вениамин, еще заблудишься.
Они останавливаются. Глаша поднимает глаза и встречает его горячий взгляд.
— Глаша, — говорит Вениамин, — знала бы ты, как хорошо видеть тебя здесь!
Она краснеет, а потом отвечает — отвечает упреком, который, впрочем, тут же сменяется совсем другой интонацией.
— Ну да, конечно. Два года назад ты видел только Лидию Степановну… — Глаша на секунду замолкает и вдруг выпаливает: — Заколдовал ты меня, Вениамин!
Она резко поворачивается и убегает. Вечереет. Глаша исчезла за стволами сосен. Вениамин возвращается к землянке; на губах его трепещет едва заметная улыбка.
Глаша тоже торопится домой, она мчится по лесу, не глядя по сторонам. Осенний вечер опускается на леса и дороги, но в Глашином сердце сияет рассвет. Душа ее поет и знать не хочет никакой темноты. Она ускоряет свой бег и вдруг видит женщину, лежащую в кустах. Что тут делает Лидия Степановна?
Она приближается к мертвому телу, видит остекленевшие глаза, трогает холодную руку и наконец понимает, что здесь произошло. Радость Глаши мгновенно испаряется. Это наверняка Тихон Васильевич. Глаша уже давно заметила кое-какие признаки; кроме того, она прекрасно знает, кто такой Тихон Сидоренко. Знает железную силу его рук, его дикий характер, его пьяные песни.
Но как теперь рассказать обо всем больным старикам? Глаша бежит домой и приводит Веру. Две девушки в ужасе стоят над телом задушенной Лиды. Потемнело небо, молчит земля, нет у нее слов. Все исчезает под темным и холодным покрывалом ночи.
Глава 8
Когда весть об убийстве Лидии Степановны дошла до Романа Назаровича Иванчука, он снова послал дочь в Вельбовку пригласить к себе Гавриленко и Веру. Гавриленко, бывший ученик Романа Назаровича, не привык отказывать старому учителю; между ними давно уже установились сердечные дружеские отношения. По просьбе Веры к ним присоединилась и Глаша.
В доме Иванчука состоялось короткое совещание. Перед смертью Лида обо всем рассказала Роману Назаровичу, и он хорошо запомнил имя Тихона Сидоренко. Вера и Глаша добавили то, что было известно им. По сути, обсуждение быстро превратилось в заочный суд.