Когда погаснет лампада - читать онлайн книгу. Автор: Цви Прейгерзон cтр.№ 70

Возможно, это последняя праздничная трапеза для сидящих за столом людей.

— Тамарка!

По сигналу Песи Тамара забирает пустые бутылки и уносит их в кухню, к бочонку. Возчик Мордехай тоже среди гостей. Правда, на этот раз он один, без Павлика. Нет, Мордехай даже не думает покидать Гадяч. Здесь он родился, здесь он и умрет. Надо же: людьми вдруг овладела страсть к скитаниям! Неужели они полагают, что на чужбине не настигнет их ангел смерти? Мир перевернулся, честное слово! Да кто вас тронет? Нищие, кто позарится на ваши неисчислимые богатства? Неужели вы думаете, что немцу есть дело до вас и до ваших драных тряпок?

И Мордехай залпом выпивает стакан красного. Выпивку он уважает вдвойне: как мясник в прошлом и как возчик в настоящем. Эти ремесла не предполагают большой любви к обычной воде и другим безалкогольным напиткам. Мордехай и так за словом в карман не лезет, а тут еще и воодушевление от винных паров: возчик пьет стакан за стаканом и на все лады честит трусливых евреев, которые поверили в глупые выдумки и сбежали неизвестно от чего.

Уж кто-кто, а возчик Мордехай разбирается в человеческих душах. Вот только не ошибся ли он сегодня, не хватил ли через край со своими хлесткими шутками? И опять слышится над столом ровный голос Шапиро. Из-за нездорового сердца он не пьет ни капли вина; наверно, поэтому его слова звучат особенно трезво после насмешек хмельного возчика.

— Не посоветует ли нам реб Мордехай, где нынче можно достать лошадей? Если добраться через Полтаву в Харьков, то оттуда можно продолжить дальше на восток.

— От чего ты хочешь бежать? — спрашивает черный габай Арон Гинцбург.

Он тоже порядком захмелел: щеки раскраснелись, глаза блестят. Габай напряжен и готов к спору, готов дать отпор любому противнику. Спокойный Шапиро сидит по другую сторону стола как полная противоположность разгорячившемуся Гинцбургу. Уравновешенный миснагед ^[45] против вспыльчивого хасида.

— От чего ты бежишь и куда привезут тебя лошади Мордехая? Неужели ты действительно думаешь, что это изменит назначенную судьбу? Что отменится твой приговор из-за каких-то лошадей?

Он выпивает еще один стакан и низким голосом затягивает песню:

Но никто не подтягивает, не подпевает. Тяжкие глыбы лежат на сердцах людей, не поется им сегодня.

В наступившей тишине раздается голос Шапиро, мягкий голос больного старика, голос глубокого и трезвого ума, которому чужды хмель и горячность.

— Евреи! — говорит Шапиро. — Все эти слова ничего не стоят. Судьба, удача, приговор, пути Владыки небесного… — ничего! У Владыки небесного нет сейчас времени заниматься горсткой евреев из Гадяча. Владыке небесному сейчас недосуг, и каждый из нас должен решать сам за себя и за свою семью, должен выбирать между жизнью и смертью.

И он снова поворачивается к возчику Мордехаю и повторяет вопрос о лошадях. Тот всплескивает руками. Лошади? О чем речь! Все в этом мире можно купить — либо за деньги, либо за то, что стоит денег. И хотя цены растут с каждым днем, Мордехай полагает, что за пятнадцать тысяч еще можно достать лошадь с телегой.

Шапиро поворачивается к остальным:

— Евреи, покупайте и уезжайте! А те, у кого не хватит денег, пусть собираются по нескольку семей и идут пешком, а телегу пусть купят вскладчину для детей и больных.

Хаим-Яков с сомнением качает головой. Как он поедет, если никогда в жизни не имел дела с лошадьми? Понимает в кошерности, в ремесле резника, в искусстве моэля. Умеет делать вино, при случае прочтет молитву в синагоге. Но ухаживать за лошадьми?

— Дедушка, я буду ухаживать за лошадьми! — вмешивается Тамара.

Она думает, что надо ехать. Сердце девочки чувствует беду.

Возчик Мордехай разражается хохотом. Эта клопина будет ухаживать за лошадью! Да видела ли она когда-нибудь лошадь? Да отличит ли она лошадь от клячи? Есть ведь такие лошади, что их самих на себе тащить приходится! А если лошадь хорошая, то и уход за ней требуется хороший, не всякий новичок справится.

И, разгорячившись еще больше, Мордехай вдруг выкладывает перед собранием свое встречное предложение. Куда они хотят добраться? В Ромны, Полтаву, Прилуки? Он, возчик Мордехай, берется доставить их в любой из этих городов! Там наверняка еще действует железная дорога и можно влезть в какой-нибудь эшелон. А сам он вернется домой, в Гадяч, — и будь что будет, Господь велик! А что касается оплаты, то как-нибудь договоримся, сойдемся в цене…

Тамара радостно бьет в ладоши:

— Деда, поехали!

Она бы выехала прямо сейчас. Соскучилась девочка по маме, по Москве, по Дубининской улице. А кроме того, кажется Тамаре, что война портит людям жизнь только здесь, в Гадяче.

Во дворе дома Фейгиных ждет телега, запряженная двумя лошадьми. Знакомый нам мерин Павлик стоит смирно и с чувством, с расстановкой жует овес. Зато второй конь, запряженный слева от Павлика, хватает корм с жадностью изголодавшегося работяги. Он чуть посветлее — наверное, поэтому его зовут Рыжий. Рыжий куплен Хаимом-Яковом за шесть тысяч рублей. Таков уговор с Мордехаем: возчик получает лошадь, а за это берется доставить семью Фейгиных в город с действующим железнодорожным вокзалом.

Телега ждет, но собираться ох как нелегко. Старики разрываются между продуктами, бельем, посудой, швейной машинкой, инструментами, одеялами… — тут вам и уговоры, и просьбы, и крики, и ссоры. Хаим-Яков берет с собой два мясницких ножа, тщательно упакованных в дорожные чехлы. Как знать — может быть, там, в изгнании-эвакуации, придется ему вернуться к профессии резника? К ножам присоединяется сидур ^[46] и Танах. Фолианты Талмуда остаются дома.

Во дворе постепенно собираются провожающие. Здесь Гинцбурги и Шапиро, резник реб Довид, Эсфирь, мастерица лапши, ее дочь Нехама и Нахман Моисеевич Розенкранц. Старики пришли попрощаться с Фейгиными. Кто знает, свидятся ли еще? Они стоят в сторонке, переговариваются, перешучиваются, но в глазах печаль, а на лицах еще глубже залегли морщины. Нехама помогает Песе; ее мать, опираясь на палку, наблюдает за сборами. Спина у Эсфири слегка сгорбилась, но взгляд по-прежнему прям и светел. Ясными сухими глазами взирает она на Божий мир, и на этот двор, и на суету человеческую.

Зато Тамара счастлива. Она помалкивает, но в душе у нее поет торжествующая песня. Пространство дорог зовет девочку: «Иди к нам! Иди! Скорее!»

На телеге набралось уже немало вещей. Кормилица тоже во дворе — на руках у нее туго спеленатый Айзек Соломонович Фейгин, хозяйский внук. Решено, что Дарья Петровна останется жить в фейгинском доме. Во-первых, будет ухаживать за мальчиком, а во-вторых, присмотрит за хозяйством. С тяжелым сердцем оставляют старики внука, словно маленького заложника. Шапиро утешает Песю: Берта Абрамовна будет навещать ребенка. Мириам Левитина тоже обещала не оставить Айзека без своего внимания.