Сэм захлопнул книгу, достал из пачки очередную
сигарету, поднял голову к потолку.
– Все газовки были оборудованы много лет назад
компанией “Итон металс” из Солт-Лейк-Сити. В Миссури, я слышал, одну построили
сами осужденные. Но наша – дело рук “Итона”. Все абсолютно одинаковы:
восьмиугольной формы, стальные стены с небольшими окошками для свидетелей.
Пространство внутри крошечное, ровно на деревянное кресло с ремнями. Под
креслом эмалированный таз, чуть выше – поднос с таблетками цианида, который
рычагом опрокидывает палач. Он же управляется с канистрой серной кислоты.
Кислота поступает по трубе в таз, затем туда же падают таблетки, начинает
выделяться газ. Газ, естественно, приводит к смерти, а смерть, разумеется,
наступает мгновенно и безболезненно.
– Придумано это было на смену электрическому
стулу?
– Ага. В тридцатых годах каждый штат
располагал собственным, да еще не одним. Замечательное изобретение. Мальчишкой,
помню, видел даже портативный, его возили в фургоне из округа в округ. Возле
тюрьмы фургон останавливался, приговоренных заковывали в цепи, выстраивали
шеренгой перед машиной и по одному пропускали через фургон. Отличный был способ
справиться с перенаселением в тюрьмах. – Сэм покачал головой. – Само собой,
люди тогда не понимали, что делают. Ходили жуткие рассказы о мучениях. И в
виду-то имелась всего лишь казнь – не пытка! Практики этой придерживались не
только в Миссисипи. Электрический стул не простаивал без дела и в других
штатах. Беднягу затягивали ремнями, опускали рубильник, но разряд частенько
бывал слишком слабым, и парень только поджаривался. Палач ждал несколько минут,
а потом снова врубал ток. Иногда процесс отнимал четверть часа. Временами
подручные плохо закрепляли электроды, и тогда вспыхивало пламя, из глаз и ушей
несчастных сыпались искры. Я читал про парня, которому дали не то напряжение. У
него закипели мозги, лопнули глаза, через поры кожи проступила кровь. Когда по
тебе проходит ток, кожа нагревается до такой степени, что к трупу невозможно
прикоснуться, и врач констатирует смерть часа два спустя. Словом, проблем
юристам хватало. Рассказывают случай: опустили рубильник, человек дернулся и
застыл, а потом вдруг опять начал дышать. Второй разряд – то же самое. Успехом,
если так можно сказать, увенчалась лишь пятая попытка. Все это, конечно,
приводило людей в ужас, и какой-то армейский доктор придумал газовую камеру, ее
сочли более гуманной. Сейчас, как ты говоришь, она уже устарела. Теперь у нас
есть благословенный укол.
– Сколько человек были казнены штатом в этой
камере? – внимая каждому слову спросил Адам.
– Впервые ее использовали в 54-м. До 70-го
через газовку прошли здесь тридцать пять мужчин. Ни одной женщины. После дела
Фермана смертную казнь отменили, и только в 82-м в камеру ступил Тедди Микс. С
тремя последовавшими за ним набирается тридцать девять человек. Я буду
сороковым.
Сэм вновь принялся расхаживать, уже
значительно медленнее.
– На редкость неразумный способ отнимать
жизнь, – раздельно проговорил он, как читающий лекцию профессор. – И к тому же
опасный. В первую очередь для того, кто сидит в кресле, но едва ли в меньшей
степени и для зрителей. Камеры стары, каждая в той или иной мере дает утечку.
Резиновые прокладки давно растрескались, а на нормальную герметизацию у властей
нет денег. Малейшая утечка грозит смертью палачу, да и всем находящимся
поблизости. В небольшой комнате за стеной камеры всегда находятся несколько
человек: Найфех, Лукас Манн, священник, доктор. Во время казни обе двери
комнаты запираются. Если в нее проникнет газ, то жертвами почти наверняка
окажутся Найфех и Лукас. Подумай! Не такая уж плохая идея, а?
Свидетели же даже не подозревают о том, что
может произойти. От камеры их отделяет лишь перегородка с окошками, которые за
давностью лет тоже пришли в негодность. Как и инспектор, свидетели сидят в
маленькой комнатке, они заперты на ключ. Стоит двум кубикам газа попасть внутрь
– и этим куклам крышка.
Но настоящее дерьмо впереди. На грудь тебе
цепляют электрод, проводок от которого бежит через стену к кардиографу. Когда
врач констатирует смерть, в потолке камеры открывается клапан. Газ, во всяком
случае, большая его часть, выходит. Служитель выжидает пятнадцать минут и
распахивает дверь. Камеру продувают охлажденным воздухом, а он смешивается с
остатками газа, и на всех поверхностях оседает конденсат.
Он смертельно опасен, но придурки этого не
сознают. Крошечными капельками синильной кислоты покрыты стены, пол, потолок,
окна, дверные замки и, разумеется, труп.
Камеру и тело казненного опрыскивают раствором
аммиака, чтобы нейтрализовать газ, а затем туда входит команда уборщиков в
кислородных масках. Они обмывают тело еще раз, потому что яд продолжает
сочиться сквозь поры. С трупа снимают одежду, складывают в пластиковый пакет и
сжигают. В прежние времена к моменту казни на осужденном оставались только
трусы, и это здорово упрощало работу уборщиков. Но сейчас либеральные власти
позволили нам отправляться на тот свет в чем угодно. Имей в виду, малыш, мне
еще предстоит подобрать соответствующий наряд.
– Что происходит с телом? – спросил Адам,
испытывая неловкость от щекотливой темы их беседы, но исполненный решимости
довести разговор до конца.
Сэм ухмыльнулся, сунул в рот сигарету.
– Ты знаешь что-нибудь о моем гардеробе?
– Нет.
– Он состоит из двух обезьяньих костюмов
красного цвета, четырех или пяти пар нижнего белья и дивных резиновых тапочек,
какими черномазые торгуют на распродажах. Я категорически отказываюсь
облачиться перед смертью в подобное одеяние. Почему, собственно говоря, не
воспользоваться дарованными мне конституцией правами и не уйти из этого мира
так же, как я в него пришел – в чем мать родила? Представляешь картину? Эти
мартышки укладывают меня в кресло и пеленают ремнями – панически боясь прикоснуться
к моему члену. Электрод от кардиографа я попрошу прицепить к гениталиям.
Почтенный доктор будет в восторге! А свидетелям я обязательно покажу голый зад.
Вот что я сделаю. Обязательно!
– Что происходит с телом? – повторил Адам.
– Ну, после того как тело обмоют и
продезинфицируют, Уборщики обряжают его в тюремную робу и укладывают в
пластиковый мешок. Мешок кладут в машину “скорой” и везут на кладбище или к
крематорию – по желанию семьи, если таковая существует.
На последний вопрос Кэйхолл отвечал уже
поднявшись, стоя спиной к Адаму и обращаясь к книжному стеллажу. Затем Сэм
надолго смолк. Глаза его смотрели в пустоту, на воскресшие из глубин памяти
образы четырех сидельцев, которые мгновенно и безболезненно оставили земную
юдоль.