Губы Айви дрогнули в едва заметной усмешке:
похоже, такого ответа он и ждал. Кэйхолл понял, что имеет дело с
профессионалом. В душе шевельнулся страх, бешено заплясали по столу пальцы.
Разумеется, это не осталось незамеченным. “Где произошла драка? С кем? В
котором часу? Почему вы решили махать кулаками в Гринвилле, если до вашего
города три часа езды? Кому принадлежит автомобиль?”
Сэм молчал. Сыпавшиеся на него вопросы были
риторическими. Стоило соврать лишь один раз, и детектив оплел бы подозреваемого
густой паутиной.
– Мне необходим адвокат, – наконец выдавил
Кэйхолл.
– Замечательно, Сэм! Разговор с ним тебе и
правда не повредит. – Айви закурил новую сигарету, энергично выпустил к потолку
струю дыма. – Сегодня утром у нас тут прогремел взрыв, приятель. Ничего об этом
не слышал? – с едва заметной насмешкой спросил он.
– Нет.
– Какая досада! Взлетела на воздух контора
одного юриста, мистера Крамера. Около двух часов назад. Похоже, приложил свои
руки Клан. В округе-то этих молодцов нет, однако, видишь ли, мистер Крамер –
еврей. Значит, ты в полном неведении, так?
– Совершенно верно.
– Очень, очень жаль, Сэм. Понимаешь, кроме
мистера Крамера, в офисе находись двое его маленьких сыновей, Джошуа и Джон. По
прихоти судьбы им никогда уже не стать взрослыми.
Кэйхолл сделал глубокий вдох и поднял взгляд
на детектива: “Ну, продолжай, продолжай!”
– Мальчиков, близнецов пяти лет от роду,
красивых и умных, разнесло в клочья. Жуть, Сэм.
Голова Сэма поникла, подбородок почти уперся в
грудь. Он почувствовал себя раздавленным. Двойное убийство! Что дальше? Долгие
разбирательства, судьи, присяжные, решетка тюрьмы? Кэйхолл прикрыл глаза.
– Отцу еще, можно сказать, повезло. Лежит
сейчас на столе хирурга. А сыновей, наверное, уже обряжают в последний путь.
Настоящая трагедия, Сэм! Но тебе вряд ли что-либо известно о бомбе, правда?
– Правда. Пригласите адвоката.
– Разумеется, Сэм. – Поднявшись, Айви медленно
вышел из комнаты.
* * *
Извлеченные медиком из щеки и шеи Кэйхолла
осколки были отправлены в лабораторию ФБР. В отчете экспертов не было ничего
неожиданного: то же самое стекло, что и в окнах офиса. Зеленый “понтиак”
оказался зарегистрирован на имя Джереми Догана, Меридиан. В багажнике машины
следователь обнаружил кусок бикфордова шнура. В полицию с заявлением обратился
паренек-рассыльный: около четырех часов утра он видел этот автомобиль
неподалеку от конторы адвоката.
Представители ФБР оперативно известили прессу
о том, что Сэм Кэйхолл уже долгое время состоит членом Клана и подозревается в
совершении еще нескольких взрывов. Дело, как казалось, было раскрыто по горячим
следам. Полицию Гринвилла на все лады превозносили газетчики, личные
поздравления прислал директор Федерального бюро Эдгар Гувер.
Через два дня после взрыва гробики с телами
сыновей Марвина Крамера опустили в землю на маленьком кладбище. На похоронах
присутствовала вся еврейская община города. Среди ста сорока шести человек не
было лишь родителей мальчиков. Четверо членов общины находились в отъезде. За
оградой погоста толпились фоторепортеры и журналисты. Их оказалось ровно в два
раза больше, чем скорбевших.
* * *
Утром следующего дня, сидя в тесной одиночной
камере, Сэм внимательно просматривал свежие газеты. Лэрри Джек Поук, глуповатый
помощник начальника городской тюрьмы, быстро стал ему другом. Еще накануне он
успел шепнуть узнику:
– Оба моих племянника тоже в Клане. Я и сам бы
не прочь, но жена даже слышать об этом не хочет.
Передавая Кэйхоллу газеты и чашку с кофе,
Лэрри Джек сказал, что восхищается несгибаемой решимостью своего подопечного.
Сэм ответил пустой, но достаточно вежливой фразой. Зачем же лишать себя
единственного союзника? Обвинение в двойном убийстве грозило хорошей порцией
смертельного газа, и такая перспектива удручала. Кэйхолл отказался отвечать на
вопросы Айви и других полицейских, не говоря уж о сотрудниках ФБР. В тюрьму
пытались проникнуть газетчики, однако Лэрри Джек их не пустил. Сэм связался по
телефону с женой, приказал ей оставаться в Клэнтоне и носа не высовывать из
дому. От тоски и безделья он начал вести дневник.
Чтобы привлечь к ответственности Ролли Уэджа,
феды должны прежде всего разыскать его. Вступая в организацию, Сэм принес
торжественную клятву, и для него она остается священной. Никогда он не сможет
предать собрата. Никогда! Будем надеяться, не изменит присяге и Джереми Доган.
Через два дня после взрыва Гринвилл впервые
увидел пышноволосого Кловиса Брэйзелтона, бойкого на язык и весьма пронырливого
адвоката. Кловис тайно вступил в Клан. Жители Джексона считали его фигурой
одиозной, поскольку среди клиентов адвоката числились отъявленные мошенники и
головорезы. Он лелеял мечту стать губернатором, на каждом углу кричал о
превосходстве белой расы, о засилье агентов ФБР и недопустимости смешанных
браков. В Гринвилл его направил Джереми Доган, и не столько для защиты Сэма
Кэйхолла, сколько для того, чтобы тот не вздумал раскрыть рот. Уж слишком
энергично заинтересовались феды зеленым “понтиаком”. Джереми опасался обвинения
в пособничестве преступлению.
Сообщник, объяснял Кловис новому клиенту, в
глазах присяжных почти всегда выглядит таким же виновным, как и истинный
убийца. Кэйхолл внимал словам адвоката молча. О Брэйзелтоне он слышал, но
доверия к нему не испытывал.
– Пойми, Сэм, – со стороны казалось, будто
Кловис разговаривает с первоклассником, – мне известно, кто установил бомбу. Об
этом поведал Доган. Таким образом, если я не ошибаюсь, в курсе дела четверо: мы
с тобой, Джереми и Ролли Уэдж. Пока Доган абсолютно уверен в том, что Уэджа
нигде не найдут. У парня недурные мозги, он наверняка уже скрылся из страны.
Выходит, остаются двое: ты и Доган. Если быть честным, обвинение ему могут
предъявить в любую минуту. Но копам будет трудновато припереть Джереми к стенке.
Кто докажет, что операцию вы планировали вместе? Вот в чем важность твоих
показаний.
– Значит, принимай огонь на себя, так?
– Вовсе нет. Просто ни слова о Догане. Отрицай
все. Версию для машины мы придумаем, не беспокойся. Я заставлю суд
рассматривать дело в другом месте, там, где нет евреев. Подберу белых, как
лилии, присяжных, обработаю их, и ты еще станешь героем. Предоставь все хлопоты
мне.
– Думаешь, меня оправдают?