Записки неримского папы - читать онлайн книгу. Автор: Олег Батлук cтр.№ 23

«В чем дело, выбросили что-то важное?» – грустно спросил водитель, из чего я заключил, что такие случаи у них не редкость.

«Не», – промычал я.

Водитель заметно повеселел.

«Му», – промычал Артем.

Пока они грузили очередной, сотый бак за тот день, шофер задорно подмигивал Артему.

Наверное, он решил, что это самая забавная семейка глухонемых психов в его многолетней практике.

В детском саду на новогодних утренниках я бывал не весел.

Я видел грустные потухшие глаза Деда Мороза, у которого мы на той последней декабрьской неделе были едва ли не сотые по счету, и понимал, что у праздника не могут быть такие печальные глаза.

В последнее время я порой ощущаю себя в нафталиновой шкуре того Деда Мороза.

Это случается, когда я возвращаюсь домой после работы желтый, как лимон, и такой же выжатый, а выспавшийся, сияющий и, хочется даже ляпнуть, свежевыбритый Артем бежит ко мне в коридор с требованием праздника.

И вот я в очередной раз танцую с ним под его любимые песенки, руками растягивая непослушный рот в улыбку, и, как та цирковая лошадь в анекдоте, бормочу про себя: «Когда же я сдохну…»

На утренней зорьке встал, пардон, в туалет. Зомбиобразно дошаркал до коридора, и тут меня окатила волна чистого адреналина. С головой. Я мгновенно проснулся.

У двери в коридор стоял Артем в уличном комбинезоне и сапожках. «Куда он в 6 утра? Как ему удалось самостоятельно одеться? Как проскользнул мимо нас?» – роилось в голове. Ну и, традиционно, универсальный вывод всех родителей под панической атакой: «Он заболел!»

Мои испуганные поросячьи глазки наконец сфокусировались, и я в изнеможении катарсиса осыпался на пол. Это действительно был уличный комбинезон Артема. Но только без Артема. Комбинезон подвесили за капюшон на ручке двери. Сапожки были прикреплены к нему снизу штрипками – мы так и стягиваем комбинезон с Артема вместе с обувью после прогулки. Сапожки стояли на полу, капюшон на ручке вытягивал конструкцию в полный рост, варежки на веревочках болтались на весу – все это создавало эффект присутствия малыша.

До туалета я не дошел. Пришлось идти за тряпкой.

Шутка. Дошел. Но мог ведь и не дойти.

Это еще раз доказывает мое давнее убеждение: детей надо заводить в молодости, пока нервы крепкие.

До 18 лет. А потом – один валокордин с персеном.

Пришел с работы, поймал Артема. Мне показалось, что у него нездорово блестят щеки. Потрогал лоб – нормально. Благодарно-поощрительно похлопал его по щеке. А рука прилипла. Намертво. Еле-еле отодрали с ним вдвоем, чуть ли не с кровью. Оказалось, малыш до этого пару часов лизал чупа-чупс.

Хорошо, что я не стал его целовать. Пришквариться к нему губами было бы совсем неловко – как к качелям на морозе.

Стою жду лифта в подъезде. Чувствую на затылке чей-то взгляд, холодный, липкий. А дом у нас, надо заметить, тот еще «Твин Пикс». Люди с виду обычные, но глубоко их скрести не стоит. Можно расковырять такое, что потом бульдозером не закопаешь. Половина – со справкой, половина – без. Та, что без, страшнее тех, кто задокументирован. Одним словом, есть кому прожечь дыру взглядом в моем затылке. Мне очень не хочется оборачиваться, но, возможно, уже пора бежать, а я все еще жду лифта, как в мирное время. Осторожно оглядываюсь назад через плечо. Сидит. Смотрит. Нагло, не моргая. Прямо в глаза, как будто надеется сделать из моих белков яичницу и съесть на завтрак (говорю же, «Твин Пикс»).

Кот. Дымчатый, вислоухий, высокой щупательности (по десятибалльной шкале «хочется пощупать» – 10). Дверь межквартирного холла открыта, сидит на пороге, сканирует периметр.

«Сидишь», – спрашиваю. Кот, судя по всему, светский, нужно поддержать беседу.

«Сижу», – отвечает.

«Моя, – обреченно вздыхает вислоухий, – сегодня вот меня прислала вместо себя…»

Молчим. Лифт что-то долго не едет.

«А это у тебя, – прерывает молчание вислоухий, – малыш возле помойки дворового кота за хвост таскал? Я в окно видел».

«Мой», – не без гордости отвечаю я.

Лифт приехал и со скрипом раздвинул вековые челюсти.

«Ладно, – прощаюсь я с вислоухим, – береги себя. Не говори своей, что я тут лифт вызывал».

«Хорошо, – кивает тот, – ты тоже себя береги».

Двери лифта уже почти закрылись, когда я услышал, как вислоухий мяукнул мне вслед:

Мой фитнес-трекер на запястье меряет шаги. У меня выставлен норматив 8000 шагов в день, по рекомендации ВОЗ. Если я его выполняю, часики радостно жужжат и выдают мне электронную медальку. Если нет, грустно молчат. Мне даже кажется, что в этом случае их батарейка быстрее разряжается. От тоски.

Эти медальки, пусть и электронные, сильно давят на эрогенную зону моего тщеславия. А 8000 шагов в день, особенно лежа вечером на диване, не очень-то и пройдешь. А медальки давят.

Вот, думаю, вечерами после работы свои умные часики тайком на Артема вешать. Он своим броуновским движением эти 8000 шагов за несколько минут сделает. Малыш сейчас даже ест и спит бегом.

Он и не заметит, а мне медалька.

Как-то раз в разговоре с кем-то я сказал «а вот мой младший сын…». А сын-то у меня один. Видимо, в подсознание пробрался женский гормон и оттуда требует второго.

Маленький ребенок – это матрица, которая управляет тобой помимо твоей воли. Ты считаешь себя свободным самостоятельным человеком, а ты уже давно пиксель.

Однажды я пришел в гости к знакомым, один, без жены и без Артема. Я в задумчивости прохаживался вокруг праздничного стола еще перед тем, как все приглашенные расселись, и на автопилоте отодвигал ножи от края стола, переставлял бокалы от тарелок в центр и втыкал вилки в салаты. Это только для пифии ложки нет, а для нас, в детской матрице, она еще как есть, так же как и вилки с ножами и прочее колюще-режущее. Я очнулся только после того, как в мимозе торчало уже три вилки.

За моей спиной, в другом конце комнаты, интеллигентно шушукались двое. Они были уверены, что на таком расстоянии возможности человеческого слуха ограничены. Но я же не человек, я пиксель, напоминаю. Я все слышал. Эти люди, видимо, профессионально разбирались в предмете.