– Ладно. – Внешне я совершенно спокойна. Она и понятия не имеет, что я чувствую на самом деле. – Так я и думала. Когда это началось?
Она говорит голосом маленькой девочки. Если она пытается меня разжалобить, ей это не удастся.
– В тот день, когда я узнала результаты своих выпускных экзаменов. В августе 2011-го.
– И где вы этим занимались?
– В смысле?
– Где вы трахались?
Она морщится, выпятив нижнюю губу.
– Значит, здесь, в моем доме?
Она кивает. Я отвлеченно думаю, что это многое объясняет: она прекрасно знает, как работает водопровод, где находится панель управления отоплением, где лежат кухонные полотенца.
– Ясно. И сколько это продолжалось?
– Мы были вместе всего несколько раз. Он порвал со мной из-за вас. Сказал, что любит. Честное слово!
– И сколько раз вы виделись после этого? – произношу я, не в силах скрыть горечь.
– В каком смысле? Мы не виделись вовсе. – Она хмурится и качает головой.
Я встаю. Зря я проговорилась!
– В каком смысле? – повторяет Онни. – Почему вы держите в шкафу его вещи? Вы говорите о нем в настоящем времени, будто он до сих пор здесь живет.
Говард поднимается на ноги, поворачивается и со стоном плюхается обратно в корзину.
– Ты водила Говарда к ветеринару? – спрашиваю я. – Или солгала мне?
Она закрывает лицо и глядит на меня сквозь пальцы.
– Черт побери, Онни!
Она снова плачет, на сей раз тише, не отрывая ладоней от лица.
– Я все порчу! – говорит она. – Поэтому меня никто не любит.
Не хочу затягивать сцену. Еще немного, и я начну ее жалеть. Я слишком расстроена. Места для других эмоций не осталось. Как она посмела? Как посмел он? Он забрасывал меня обвинениями, беспрестанно подозревал, а сам в это время мне изменял! Я же была ему верна.
Ломаю руки, губы дрожат. Онни за мной наблюдает. Сжалась от испуга, словно не знает, чего от меня ожидать. По юным тощим ногам бегут мурашки. И мне становится ее жаль. Ничего не могу с собой поделать. Она не виновата. От нее ничего не зависело. Она была во власти Зака. Он притягивал ее к себе до тех пор, пока ей ничего иного не оставалось. Единственное, о чем она могла думать, – он. Онни его любила. Была одержима им так же, как и я. Кроме меня, лишь она знает, каково это. Делаю два шага и неловко ее обнимаю.
Она что-то бормочет, я не разбираю слов.
– Что ты сказала?
Она поднимает голову, обхватывает меня руками.
– Иногда я режу себе вены. Эмоции накатывают, и по-другому мне с ними не справиться. После смерти Зака стало совсем худо.
Я беру ее за запястья и осматриваю красные полосы.
– Тебе нужно обратиться за помощью!
– Уже обратилась. Последний доктор выписал антидепрессанты, но они особо не действуют. Единственное, что делают мои родители, – оплачивают все это.
– Ну, тогда ты должна помочь себе сама. Выясни, чего ты хочешь добиться в жизни, и иди к своей цели! Ты молодая и талантливая, «Шелби пинк» выбрала тебя из сотен кандидатов!
Она кладет голову на стол.
– Вы очень добрая!
– Не думаю.
– Теперь вы все знаете, и я больше не смогу у вас оставаться?
Мне хочет закричать изо всех сил «Нет, конечно, нет!». Сдерживаюсь. Киваю.
Онни встает, поднимается наверх за вещами. Жду ее у порога, она спускается по лестнице, держа свой рюкзак обеими руками.
– Ладно, – говорю я. – Дорогу на станцию знаешь?
– Ага.
– С тобой все будет хорошо?
– Ага.
Перед тем как уйти, она снова делает тот странный жест: быстро трет указательным пальцем кожу между бровями. Кладу руку ей на плечо.
– Мне очень жаль, – говорю я.
– Вы о чем?
– О Заке и о вреде, который он тебе причинил.
Она поворачивает ко мне свое кукольное личико.
– Я хотела понять, что он в вас нашел. Потому и пришла.
– Поняла? – спрашиваю я, но она уже вышла на улицу. Если у нее и был для меня ответ, я его так и не услышала.
Ночью, лежа в постели, думаю вовсе не о том, о чем надо. Ее волосы на его лице, его руки на ее теле. Нравилось ли ей то, что он с ней делал? Его глубокие, жадные поцелуи? Доводил ли он ее до того предела, где желание перемешивается со страхом?
В глубине души я всегда знала. За неделю до Рождества, вернувшись из школы, я обнаружила в раковине два стакана для виски. Помню, как стояла и смотрела на них. По коже бежали мурашки. Кран тек, вода разбрызгивалась. Весь месяц Зак вел себя странно, руки мыл чаще, чем обычно. Стал налегать на выпивку. Под его подушкой я постоянно находила таблетки. Перестал отвечать на мои звонки в течение дня.
Зак сидел за столом и лихорадочно печатал на ноутбуке – заметки для картины, как сказал он.
– Ты с кем-то встречаешься? – спросила я.
Он накинулся на меня с ответными обвинениями, заявил, что у меня паранойя, что это свидетельство моей вины.
– С кем ты трахаешься? – заорал он.
Я устыдилась своих подозрений.
Зря он мне не сказал. Тогда еще не было слишком поздно. Испытывай он хоть малейшие угрызения совести – я бы тут же его простила. И свою вину тоже признала бы, ведь это я перестала как следует о нем заботиться.
Я бы сразу легла с ним в постель. В его руках я была беззащитна. Стоило ему ко мне прикоснуться, и я теряла над собой контроль.
Ну, теперь я знаю. Хотел ли он, чтобы я все выяснила? Онни сказала, что он расстался с ней из-за меня. А потом я сообщила ему, что ухожу в никуда. Его мне стало недостаточно либо он не был тем самым. Мне обидно, и в то же время я чувствую свою вину. Теперь он отомщен. Правда должна была всплыть.
Крючок на шторе соскочил, через щель виднеется окно. Встаю с постели, становлюсь на стул, чтобы прицепить его на место, вытягиваю руки и смотрю на сад и дома за ним.
Зак
Октябрь 2011
Онни говорит, что я «лучшее, что случилось с ней в жизни». Предполагается, что она готовится к пересдаче в колледже Эшер, и никто не следит, там она или нет. Заходит ко мне на студию почти каждый день. Нельзя сказать, что она сильно мешает. Я не работаю уже несколько недель. Самый обычный секс – очень даже неплохо. Что меня бесит, так это дурацкие стереотипы!
Я – «мужчина ее мечты».
Пытаюсь с этим покончить. Лиззи догадывается. Я мечусь в панике и ярости. Если бы она поняла! Если бы только перестала флиртовать с кем попало. Знаю я, чем она занимается в этой своей школе – несется туда вся из себя озабоченная… В Корнуолле мы были бы счастливы. Если я буду чувствовать себя с ней в безопасности, то никакая Онни не понадобится. Я стану лучшим мужчиной на свете – красивым, добрым, сексуальным. Другие люди все портят! Нам нужно уехать. Обеденные свидания с Онни – целиком на совести Лиззи. Она не желает увольняться с работы. И мать тоже не бросит. Что за чушь! Старуха не в себе, особенно после пневмонии. Даже собственных дочерей не узнает. И еще ее сестра – бедняжка снова беременна. Да сколько чертовых детей им нужно?!