– Мусульманской империи.
– Империи Востока, – возразил Хамза. – Что же касается вашей веры – храните ее. Храните ее, как пожелаете, ничем не… поступаясь ради Рима. Мы никого не вынуждаем обращаться в ислам. Вы можете поклоняться, как пожелаете, – правда, вам придется платить немного больше налогов. И какой человек захочет так делать?
– Немногие из мне известных… – Феон осознал, что перекатывает кость в пальцах, и опустил руку. – И как, по-вашему, я могу вам в этом помочь? Следует ли и мне выбирать?
Вот оно. Крючок с наживкой болтается у пасти угря. Хамза вздохнул.
– В вашем городе уже есть люди, которые знают – дойди дело до войны, и вы проиграете. Присоединитесь к ним. Поднимите голос, когда придет время.
Он склонился вперед, накрыл руку Феона своей:
– Прошу, человек Востока, узри свою судьбу. Спаси свою веру, свой город, свою семью. Помоги нам.
Несколько мгновений Феон не двигался, затем осторожно взял руку турка и повернул ее ладонью вверх. Другой рукой взял со стола чужую кость, черную, вложил ее в ладонь Хамзы, сомкнул на ней пальцы и произнес:
– Ваш черед бросать.
Хамза откинулся назад.
– Мой? Я думал, что уже бросил… Нет, вы правы.
Несколько минут они молча делали ходы. В какой-то момент показалось, что турку удастся ускользнуть. Но затем христианин восстановил стену в шесть шашек, через которую невозможно перепрыгнуть. Теперь Хамза мог только наблюдать, как ходит Феон… и вспомнить о тончайшем оружии, к которому еще не прибегал.
– Если бы Гексамилион был столь же крепок, – пробормотал он не слишком тихо.
Феон, который наслаждался успехом, держал в руке кость. Упоминание о Гексамилионе, шестимильной стене, которая считалась непробиваемой и в 1446 году была разрушена турецкими пушками за шесть дней, вызвало воспоминания, которые он силился забыть. Страх. Предательство. Но Хамза смотрел на него, и Феон сглотнул и заговорил:
– Вы были там?
– Я был виночерпием Мурада. Я всегда был рядом с султаном.
– Всегда? – переспросил Феон с тончайшей улыбкой, но Хамза не поддался на провокацию.
– А вы?
– Я тоже. Рядом с императором.
– Понимаю.
Хамза изучал доску.
– А ваш брат? – негромко добавил он. – Он тоже был рядом с императором?
– Мой брат? – повторил грек, уже не улыбаясь. – Что вы о нем знаете?
Хамза поднял взгляд.
– Очень мало. Я знаю только, что братья часто приносят неприятности. У меня их пятеро, и они вечно соревнуются друг с другом в тупости. Они…
Выражение лица Феона остановило его.
– Но я вижу, что упоминание вашего брата горестно для вас. Не будем говорить о нем.
– Не горестно. Я…
Феон остановил себя. Почему Хамза упомянул о Григории? Нужно это выяснить, но осторожно.
– Моего брата… сочли предателем при Гексамилионе. Некоторые говорят, что он сдал стену… вам. Дверь потерны осталась открытой на ночь.
– Так он мертв. Ваша печаль вдвое сильнее.
– Сейчас, вероятно, мертв. Но не тогда. Тогда его… изуродовали. Обезумевшие от злобы люди, творящие правосудие на поле боя. Я успел спасти ему жизнь, но не успел предотвратить его… наказание. Его…
Феон умолк. Его втянули в разговор, которого он не желал. Вынудили лгать, хотя он не должен был даже обсуждать эту тему.
– Изуродовали? – спросил Хамза с глубокой печалью в голосе. – Как?
Феон постарался ответить небрежным тоном:
– Обычным способом. Ему отрезали нос.
Хамза посмотрел греку в глаза. Он захватил его врасплох. Но хватит, достаточно знать, что там есть рана. Ее не нужно исследовать глубже… пока.
– Я сожалею о вашей печали, – произнес Хамза, придав лицу должное выражение, потом подобрал свою кость. – Мой ход?.. О нет, ваш Гексамилион все еще стоит.
– Да.
Феон быстро выиграл. Но после он, видимо, не смог сосредоточиться, и удача оставила его. Хамза легко победил в двух следующих партиях. Когда он снял с доски свои последние шашки, Феон откинулся назад и бросил кости.
– Вы выиграли, – сказал он.
– И какой была ставка?.. А да, – усмехнулся Хамза. – Этот прекрасный кот.
Феон встал.
– Я позову жену.
Хамза тоже поднялся.
– Погодите. – Он подался к Феону, коснулся его рукой. – Я рад, что у нас была возможность немного узнать друг друга. Дружба – хорошая вещь в предстоящие нам дни. Если дело дойдет до войны… ну, возможно, я смогу помочь вам, когда город падет.
– Если он падет.
– Да, если. Но если так случится, последуют три дня разграбления, как водится. Вам доводилось видеть взятый город?
Его собеседник покачал головой, и Хамза, содрогнувшись, продолжил:
– Это ужас – смотреть, как люди превращаются в диких зверей. Резня. Грабежи. Насилие. – Кивок в сторону спальни, легкий, но хорошо заметный. – Если так случится… если удача, ружья и прежде всего Аллах наидостойнейший выступят за нас, будет хорошо иметь друга среди завоевателей.
Феон скосил глаза на мужчину, стоящего рядом.
– И что же я должен сделать ради этой… дружбы?
– Только то, что ты сочтешь нужным, брат с Востока.
Слово было едва подчеркнуто. Едва, но вполне достаточно.
– Что ж, я подумаю об этом. – Феон отошел, обернулся к двери. – София, – позвал он.
Она вышла, держа на руках кота.
– Хорошо, что он здесь, – сказал Феон и указал на доску. – Я поставил твоего кота в тавли. И проиграл. Отдай его нашему гостю.
Женщина вздрогнула. Но Хамзу поразила скорость, с которой она овладела собой, скрылась за вуалью длинных ресниц. София подошла к Хамзе.
– Прошу вас, господин, – сказала она, протягивая ему животное. – Он ваш.
Но Хамза не взял его, только протянул руку и почесал мурлыкавшему коту переносицу.
– Нет, госпожа. Я выиграл его, а сейчас предлагаю его как дань вашей красоте. – Поклонился. – Он ваш. Я всего лишь хотел еще раз увидеть Ульвикула.
Он поднял свою сумку, подошел к двери, снял тапочки и натянул сапоги.
– Вы забыли свою доску, – сказал Феон.
– Я ничего не забыл. Это лишь жалкая благодарность за ваше гостеприимство, – ответил Хамза, – хотя я…
Он вернулся к столу, наклонился и подобрал светлые кости.
– Я заберу их. Они счастливые. Удивительно, что вы смогли хотя бы раз выиграть ими. – Турок поднял кости. – Предатели, – пробормотал он, потом подошел к двери, поклонился и вышел.