Последнее звучало правдоподобно: режим «Голая спина», похоже, сработал на все сто. И тут я вновь задумался о том, что я видел в зоопарке, но не осознал сразу. Смутная догадка маячила совсем близко, но никак не давалась в руки. Старик тем временем продолжал:
– Правда, нам потребовались довольно суровые меры, чтобы заставить людей соблюдать режим «Голая спина». Президент до сих пор получает заявления протеста – в основном от всяких блюстителей нравственности. А тут еще и Национальная ассоциация галантерейщиков подключилась.
– В смысле?
– Они так раскудахтались, будто мы собрались продать их дочерей по борделям. Была тут недавно одна делегация, «Матери Республики» или что-то в таком же духе.
– И что, президент вынужден тратить время на это? Сейчас?
– Нет. Их принимал Макдоно. Но он и меня потащил на эту встречу, черт бы его побрал. – Старик скривился. – Мы им сказали, что они не увидят президента, пока не разденутся догола. Только это их и остановило.
Беспокоившая меня мысль наконец оформилась.
– А знаешь, может быть, и до этого дойдет.
– До чего?
– Придется заставлять людей раздеваться.
Старик закусил губу и задумался.
– На что ты намекаешь?
– А нам точно известно, что паразит может присасываться к человеку только у основания головного мозга?
– Тебе лучше знать.
– В том-то и дело. Мне казалось, я знаю, но теперь совсем не уверен. Пока я был… ну, с ними, мы так всегда и делали. – Я еще раз, более подробно, рассказал Старику, что произошло, когда Варгас подсадил беднягу Сатану к титанцам. – Обезьяна начала двигаться, едва паразит дополз до основания позвоночника, прямо внизу, на самом копчике. Я уверен, титанцы предпочитают присасываться поближе к головному мозгу, но не исключено, что они с таким же успехом могут спрятаться у человека в штанах, вытянув небольшой отросток до спинного мозга.
– Хм… Помнишь, сынок, как в первый раз мы всей толпой искали одну такую тварь и я заставил всех раздеться догола? Это было не случайно: я хотел убедиться наверняка.
– Видимо, ты был прав. Вот смотри: если им нужно, они могут прятаться на теле где угодно. В тех же шортах, например. Конечно, в некоторых шортах ничего не скроешь, – тут я вспомнил обтягивающие шортики Мэри, – но вот взять твои «семейные трусы». Там запросто может пристроиться паразит, а люди просто решат, что у тебя отвислый зад. Чуть более отвислый, чем на самом деле, я хотел сказать.
– Хочешь, чтобы я их снял?
– Я могу предложить кое-что получше – назову это «канзасский захват».
Может, это и прозвучало как шутка, но я говорил на полном серьезе. И, не дав ему опомниться, с размаху хватил пятерней с полусогнутыми пальцами пониже спины. Он был чист. В противном случае его бы тут же скрутило, как бывает, когда сжимаешь паразита. Старик не стал возмущаться, а взял и проверил меня тем же способом.
– Однако это тоже не дело, – грустно заметил он, садясь на место. – Мы не можем ходить и хлопать всех женщин по задницам.
– Может быть, придется, – сказал я. – Если не заставишь всех раздеться.
– Сначала нужно немного поэкспериментировать.
– В смысле? – спросил я.
– Помнишь, у нас были панцири, закрывающие голову и позвоночник? Толку от них немного, разве что спокойнее себя чувствуешь. Так вот, я хочу попросить доктора Гораса пристроить обезьяне такой же панцирь, чтобы только ноги оставались открытыми, и посмотрим тогда, что получится. Можно еще и с другими частями тела поэкспериментировать.
– М-да. Но может, не стоит брать для этого обезьян, босс?
– Почему?
– Э-э-э… слишком уж они на людей похожи.
– Черт побери, нельзя же приготовить омлет…
– …не разбив яиц. Знаю. Но эта затея мне все равно не нравится. Так или иначе, с этим нужно разобраться.
Я смотрел на Старика и видел, что ему не нравится картина, которая нарисовалась у него в голове.
– Надеюсь, ты окажешься не прав. Мы намучились, убеждая их снять рубашки. Подумать страшно, каково это – заставить их снять еще и трусы.
Он выглядел озабоченным.
– Ну, может, это не понадобится.
– Надеюсь.
– Между прочим, мы возвращаемся на старую базу.
– А что насчет укрытия в Нью-Филадельфии? – спросил я.
– Мы будем держать наготове обе точки. Война может затянуться надолго.
– У тебя есть для меня какая-нибудь работа прямо сейчас?
– Я уже сказал, что война, похоже, надолго. Почему бы тебе не взять какой-нибудь отпуск? Бессрочный. Будешь нужен – вызову.
– Как всегда, – заметил я. – А Мэри уходит в отпуск?
– Тебе-то что?
– Я задал вам прямой вопрос, босс.
– Мэри дежурит при президенте.
– Зачем? Она уже сделала свою работу, и превосходно. Насколько я тебя знаю, у тебя есть другие способы выявить слизняка, помимо ее чутья. Мэри – слишком хороший агент, чтобы прозябать на работе телохранителя.
– Погляди-ка на него! С каких это пор ты начал указывать мне, куда отправлять других агентов? Ну-ка отвечай, но прежде как следует подумай.
– Ладно, проехали, – сказал я, постепенно вскипая. – Короче, если Мэри не уходит в отпуск, то и я не собираюсь, а причины тебя совершенно не касаются.
– Она хорошая девочка.
– А я разве говорил, что нет? Не суй нос в мои дела. А пока дай мне какую-нибудь работу.
– Я уже сказал: ты должен взять отпуск.
– Чтобы у меня не было свободного времени, когда оно появится у Мэри? У нас тут что, институт благородных девиц?
– Я же говорю: тебе нужен отпуск, ты переутомился.
– Тьфу!
– Послушай меня, ты хороший, иногда даже прекрасный агент, когда в форме. Но прямо сейчас не в форме. Устал. Нет, заткнись и слушай: я послал тебя на простейшее задание. Проникнуть в захваченный город, посмотреть все, что там можно увидеть, и доложиться в назначенное время. И что делаешь ты? Сначала так перенервничал, что застрял в пригороде, боясь сунуться в центр. Потом, вместо того чтобы смотреть в оба, три раза едва не спалился. А на обратном пути умудрился сжечь свой транспорт и вернулся позже всех назначенных сроков, когда твоя информация не имела ни малейшего значения. У тебя нервы ни к черту, и все твои рассуждения тоже ни черта не стоят. Убирайся в отпуск немедленно – фактически это будет отпуск по болезни.
Я стоял перед ним, и уши мои горели огнем. Хвала Небесам, он не стал обвинять меня в провале операции «Ответный удар», хотя мог бы добавить еще и это. Я чувствовал, что его слова несправедливы, и в то же время понимал, что в них есть доля правды. Раньше мои нервы были как стальные канаты, а теперь у меня дрожали руки, когда я пытался закурить.