Я мог бы сказать ему это же самое без лишней болтовни: хозяин, который долго был без связи, первым делом устраивает прямую конференцию.
– Гипотеза! – фыркнул Варгас. – Голая гипотеза – сейчас у них просто нет возможности размножаться. Джордж!
Он подозвал бригадира лабораторных рабочих и велел доставить еще одну обезьяну.
– Маленького Эйба? – спросил бригадир.
– Нет, мне нужна обезьяна без паразита. Знаешь что, пусть будет Старый Коммуняка.
Бригадир посмотрел на гиббонов и тут же отвел глаза.
– Док, может, не надо Коммуняку? Жалко.
– Ничего с ним не сделается.
– Может, лучше Сатану? Все равно противный, зараза, его не жалко.
– Хорошо, хорошо! Но давайте побыстрее, не заставляйте доктора Макилвейна ждать.
Привели Сатану, черного как уголь шимпанзе. Возможно, в других обстоятельствах он бывал агрессивен, но только не сейчас. Когда его запустили в клетку, он огляделся по сторонам, отпрянул к дверце и жалобно заскулил. Мы словно казнь наблюдали. Я не мог на это смотреть, но не мог и отвести взгляд. Просто намотал нервы на кулак. Человек ко всему может привыкнуть, некоторые посвящают жизнь откачке выгребных ям, например, – но панический страх обезьяны оказался заразительным: захотелось сбежать.
Поначалу другие обезьяны ничего не предпринимали, просто сидели и смотрели на Сатану, будто суд присяжных, – и продолжалось это довольно долго. Повизгивание Сатаны сменилось низкими стонами, и он закрыл лицо руками.
– Смотрите, доктор! – вдруг воскликнул Варгас.
– Что? Где?
– Люси, старая самка. Вон там. – Он указал пальцем.
То была матриарх семейства чахоточных гиббонов. Она стояла к нам спиной, и я увидел, что слизняк у нее на загривке собрался в ком. По центру его тела сверху вниз пролегла переливающаяся линия.
Потом он начал расползаться, как расколотое яйцо. Всего через несколько минут процесс деления закончился. Один из новых слизняков устроился по центру на позвоночнике Люси, второй медленно стек по ее спине вниз. Обезьяна сидела на корточках, почти касаясь задом пола, и паразит мягко шлепнулся на бетон.
А потом он пополз к Сатане. Обезьяна, должно быть, увидела это сквозь пальцы, потому что хрипло взвыла – и кинулась на потолок клетки.
Вы не поверите, но они отрядили команду, чтобы его притащили обратно, – двух гиббонов, шимпанзе и бабуина. Сатану оторвали от решетки, стащили вниз и уложили мордой в пол.
Слизняк подполз ближе.
Когда до Сатаны осталось добрых два фута, он медленно вырастил псевдоподию – слизистое щупальце, которое затанцевало, словно кобра. Потом оно рванулось и ударило Сатану по ноге. Остальные обезьяны тут же его отпустили, но Сатана остался лежать без движения.
Титанец словно перетек в выращенную псевдоподию, присосался к ноге, а затем медленно пополз вверх. Когда он добрался до основания позвоночника, обезьяна пошевелилась. Не успел он добраться до верхней части ее спины, Сатана сел. Потом встряхнулся и присоединился к остальным обезьянам, остановившись только для того, чтобы взглянуть на нас.
Варгас и Макилвейн опять затеяли яростный спор. Происшедшее их, видимо, совсем не тронуло, а мне хотелось разнести что-нибудь ко всем чертям – за себя, за Сатану, за всех обезьяноподобных.
Варгас настаивал, что это ничего не доказывает, Макилвейн же утверждал, что мы видели совершенно новое, для наших представлений, явление: разумное существо, которое благодаря своей организации стало бессмертным и при этом сохраняло свою индивидуальность… или себя в групповой личности – тут его аргументы несколько путались. Тем не менее Макилвейн предполагал, что это существо хранит непрерывную цепь воспоминаний не только с момента предыдущего деления, но и с возникновения вида. Он описывал слизняка как совокупность четырехмерных червей в пространстве-времени, сплетенных в единый организм, и тут разговор понесло в такие эзотерические дебри, что он стал смахивать на полный бред.
Что до меня – я своего мнения не имел, но и не особенно на этот счет беспокоился. Все это было, несомненно, очень интересно и познавательно, но я о слизняках думал одно – что их нужно убивать. Я хотел убивать их с утра до вечера и как можно больше.
Кстати, насчет концепции непрерывной «родовой памяти»: а не тяжеловато ли, когда в любой момент ты можешь точно вспомнить, что делал во вторую среду марта ровно миллион лет назад?
20
Как ни странно, когда я вернулся в Белый дом, Старик оказался свободен и даже хотел поговорить. Президент отбыл на закрытую сессию ООН, а Старика в состав делегации не включили. Я решил, что он выпал из официального окружения, но ничего по этому поводу не сказал.
Он заставил меня полностью отчитаться о том, что я видел в зоопарке, и задал кучу вопросов: сам он там не был. Я присовокупил к докладу и свое личное мнение о Варгасе и Макилвейне.
– Ну прямо как бойскауты, которые хвастаются друг перед другом альбомами с марками. По-моему, они даже не понимают, насколько это серьезно.
Старик ответил не сразу.
– Ты их недооцениваешь, сынок. Если кто и сумеет найти выход, то уж скорее они, чем мы с тобой.
– Ха! – сказал я (хотя, может быть, тогда прозвучало более крепкое словцо). – Да раньше у них все слизняки разбегутся. Помнишь Грейвса?
– Я прекрасно помню Грейвса. Ты просто не понимаешь, что такое научная одержимость.
– И как-то не стремлюсь!
– И не поймешь. Но эта одержимость заставляет мир крутиться, без нее нам крышка. Кстати, одного упустили.
– Что?!
– А тебе не рассказали про слона?
– Про какого слона? Они мне вообще ничего не рассказали. Я их, похоже, мало интересовал; они больше друг другом занимались.
– Ты же не слишком обиделся? А насчет слона… Одна обезьяна с наездником каким-то образом сбежала. Позже раздавленный труп обезьяны нашли в слоновнике. И один из слонов исчез.
– Ты хочешь сказать, что где-то бродит слон со слизняком на спине? – Мне чуть плохо не стало, когда я представил себе эту картину: все равно что танк с кибернетическим мозгом.
– Слониха, – поправил меня Старик. – Это была самка слона. Ее нашли в Мэриленде. Она спокойно поедала на поле капусту. Уже без паразита.
– И куда же он делся? – Я невольно огляделся по сторонам.
Старик усмехнулся:
– Не волнуйся так, здесь его точно нет. В деревне неподалеку пропала летающая машина. Я думаю, что сейчас слизняк уже где-то к западу от Миссисипи.
– Кто-нибудь из людей пропал?
Он снова пожал плечами:
– Это свободная страна, так что кто знает? Одно радует: титанцы не могут скрывать свое присутствие на теле человека за пределами красной зоны.