– Вообще-то нет. Мне нравится здесь.
Кэт рассмеялась.
– В Западной Вирджинии?
– А что, не так и плохо. Нас здесь много. Больше, чем в других местах. Есть друзья, с которыми можно быть самим собой – целая община. Это очень важно.
– Понимаю. – Она уткнулась подбородком в подушку. – Как думаешь, Ди тут счастлива? Послушать ее – уехать ей не позволят. Ну, никогда.
Поерзав, я вытянул ноги на диване.
– Ди хочет сама строить свою жизнь, и я ее за это не осуждаю. Если ты еще не заметила, среди нас больше мужчин, чем женщин. Поэтому девушкам очень быстро находят пару и берегут как зеницу ока.
Кэт состроила рожицу.
– Находят пару и женят? Я понимаю – вам нужно потомство. Но нельзя же, чтобы Ди принуждали. Это несправедливо. А как же право распоряжаться собственной жизнью?
Я встретил ее взгляд.
– Это, Котенок, не для нас.
– Это неправильно! – с жаром заявила она, будто собираясь защищать нас с оружием в руках.
– Да, неправильно. Но большинство Лаксенов ничего другого и не ищут. А Доусон искал. Он любил Бетани. – Из моей груди вырвался неровный вздох. – Мы были против. Я считал, что любить человека глупо. Не обижайся.
– И не думала.
– Ему пришлось нелегко. Все на него злились, но Доусон… был сильным. – Я с улыбкой покачал головой. Черт, а ведь раньше я не ставил это ему в заслугу. – Он не сдавался, и даже узнай Старейшины правду, повлиять на него они бы не смогли.
– А не мог он с Бетани просто сбежать, ускользнув от военных? Может, так и случилось?
– Доусону здесь нравилось. Он обожал походы, природу. Его влекла простая деревенская жизнь. – Я взглянул на Кэт. – Он никогда бы не уехал, тем более, не сказав нам с Ди. Знаю: они мертвы. – Я грустно усмехнулся. – Ты бы с Доусоном поладила. Он был точь-в-точь как я, только намного лучше характером. Иначе говоря, не такая задница.
– Наверняка бы поладила, но ты тоже ничего.
Я поднял бровь.
– Ладно, временами тебя заносит, но ты не плохой. – Девушка помолчала, сжимая подушку. – Хочешь знать, что я на самом деле думаю?
– Мне уже бояться? – Я насторожился.
Кэт рассмеялась.
– Под маской придурка прячется очень хороший парень. Временами он даже показывается. И хотя мне чаще всего хочется выбить из тебя всю эту хрень, плохим я тебя не считаю. И на твоих плечах лежит большая ответственность.
Что ж, тогда…
Я запрокинул голову:
– Ну, не так и плохо.
– Можно спросить? Только отвечай честно.
– Обязательно.
Девушка вытащила из-за пазухи обсидиан и сжала его в кулаке.
– Военные тревожат тебя сильнее, чем Аэрумы, да?
У меня заходили желваки.
– Да.
Кэт провела пальцем по витой оправе кулона.
– Что они сделают, если узнают о моей способности двигать предметы?
Она озвучила мои опасения.
– Наверное, то же, что и с нами, если узнают о наших. – Я накрыл ладонью руку Кэт с обсидианом и сжал ее пальцы, удерживая на месте. – Упрячут куда-то… или еще похуже. Но я этого не допущу.
– Как вы так живете? Постоянно ждете, что вас поймают на чем-то еще?
Я сжал ее пальцы сильнее.
– По-другому я не умею, никто из нас не умеет.
Она быстро моргнула и прошептала:
– Очень печально.
– Такова наша жизнь. – Я замолчал, огорченный ее внезапно погрустневшими глазами. – Но ты не думай об этом. С тобой ничего не случится.
Склонившись, Кэт приблизила свое лицо к моему.
– Ты всегда защищаешь других, да?
Я легонько стиснул ее ладошку и, положив руку себе под голову, откинулся на подушки дивана.
– Какой-то не особо радостно-праздничный разговор получается.
– Ничего. Хочешь еще молока или чего-нибудь?
– Нет, но не отказался бы кое о чем узнать.
Кэт вытянула ножки вдоль моих.
– О чем?
– Часто ты носишься по дому, распевая песни?
Девушка попыталась меня пнуть, но я поймал ее ступню.
– А теперь можешь уходить, – заявила она.
Я усмехнулся, разглядывая олений узор.
– Мне так нравятся эти носки!
– Пусти меня, – скомандовала Кэт.
– И даже не потому, что они с оленями или почти до колен. Оказывается, у них пальчики отдельные, как у перчаток.
Кэт пошевелила пальцами.
– А я такие люблю. И не смей их стягивать, а то спихну с дивана.
Я приподнял бровь и, разглядывая, покрутил ногу Кэт.
– Носки с пальчиками, ну надо же! Ди бы они понравились.
Кэт дернула ногой, и на этот раз я ее отпустил.
– Подумаешь! Уверена, есть вещи более отстойные, чем мои носки! И, пожалуйста, воздержись от комментариев. Это единственное, что мне нравится в праздниках.
– Единственное? А я-то считал, ты из тех, кто готов ставить рождественскую елку еще в ноябре, на День Благодарения.
– Вы празднуете Рождество?
Я бросил на нее бесстрастный взгляд.
– Да. У людей же это принято. Ди любит Рождество. Хотя, думаю, на самом деле ей просто нравятся подарки.
Кэт рассмеялась.
– Раньше я тоже любила праздники. Когда папа был жив, на Рождество у нас в доме обязательно была елка – я это обожала. Мы наряжали ее как раз в День Благодарения, когда смотрели по телевизору парад.
– Но?
– Но теперь по праздникам мамы никогда нет дома. И в этом году тоже не будет. В этой больнице она работает недавно, так что на нее сбрасывают все, что можно. – Кэт пожала плечами, но я видел, что это ее огорчает. Очень. – На праздники я всегда одна, будто какая-то пожилая кошатница.
Разговор свернул на неприятную для Кэт тему, и, увидев, как она расстроилась, я вспомнил, чем можно поднять ей настроение и вернуть блеск ее глазам.
– Так этот парень, Боб…
– Его зовут Блейк, и, пожалуйста, Дэймон, хватит.
– Ладно. – Я усмехнулся, заметив, как потемнел ее взгляд. – Не о нем речь.
– То есть?
Я пожал плечами и заговорил совсем о другом:
– Побывав у тебя в комнате, когда ты болела, я был очень удивлен.
Кэт подняла брови.
– Не уверена, что хочу знать, почему.
– У тебя на стене постер с Бобом Диланом. А я думал, тебе нравится что-нибудь вроде «Джонас Бразерс».