Поколение пустыни. Москва - Вильно - Тель-Авив - Иерусалим - читать онлайн книгу. Автор: Фрида Каплан cтр.№ 89

Праздники в нашем доме начали справляться по всем правилам еврейской религии. Мама имела свое место в первом ряду в синагоге, и субботний ужин и обед должны были отличаться от будничных: как можно без фаршированной рыбы и бульона куриного с курочкой? Моя мать была женщина с волей не в больших делах, а в мелочах. Мы ей давали действовать по ее желанию, часто свыше наших материальных возможностей.

* * *

В июне 1925 года, раньше, чем Марк должен был вернуться домой <из Америки>, друзья пригласили меня проехаться по стране и в Сирию и на Ливан. Ко дню прибытия Марка я должна была быть в Хайфе, чтобы встретить его.

Я с радостью приняла это приглашение. Мы были больше недели в пути. В Хайфе мы остановились на Кармеле в отеле «Герцлия». Кармель тогда еще был далек от того припортового курорта — «Луфткурорта», — каким он стал впоследствии. С нашего балкона был прекрасный вид на бухту и на весь город. Весь Кармель был сплошной лес, но не европейский: исключительно сосны иерусалимские покрывали его.

До обеда я поехала на Гадар <новая шхуна между Кармелем и городом Хайфой>, чтобы посмотреть образцовый детский сад, о котором мне рассказывали. Моя приятельница, ганенет (садоводница) ^[449], у которой мои дети раньше учились, просила зарисовать мебель и все устройство. Я ей помогала в работе и теперь охотно выполнила эту просьбу. Квартиры в Хайфе уже тогда были значительно лучше строены, чем где-либо в стране: шкафы в стенах, чтобы не занимать место ненужной и громоздкой мебелью, ванны и кухни, облицованные кафлями, все балконы с видом на море и на горы, и многое другое, что скрашивает и облегчает жизнь.

Мы выехали из Хайфы в Бейрут мимо Акко, по берегу моря и мимо пальмовых рощ. В Акко поднялись на крышу крепости, остатки крестовых походов и наполеоновских войн. Все веяло стариной. Мы заехали в агрономическую станцию, затем миновали старые акведуки, реку Кишон, которая впадает в Средиземное море, и Расель Накура ^[450] на границе между Палестиной и Ливаном. Мы попали буквально в фьорды. Сады тутовые (шелковичные) были коротко пострижены, Сидон — фабричный город — все производило впечатление гораздо более культивированное, чем арабская Палестина. Левантизм, смесь Востока с Западом, христианство, смесь языков и наречий, много французского, на котором в Ливане говорили во всех кафе и ресторанах по дороге.

Часа в четыре мы приехали в Бейрут, в отель «Метрополь». Отель очень богато обставленный, декорированный мрамором и коврами. Грандиозные салоны и залы, столовая, такие же просторные комнаты. Стол более восточный, острый, для нас всех почти неудобоваримый. Салаты из тхины, хумуса, рыба жареная в оливковом масле, <баранина с рисом (шашлык и пилав)>, штрудель из жирного слоеного теста, очень сладкий, начиненный сезамом. Все было довольно вкусно, мы только боялись, чтобы, как ларинская брусничная вода, нам все это «не наделало вреда».

Мы, дамы, конечно, посетили «Галери де Лафайет», который будто бы получал модели прямо из Парижа, затем нас вечером повели в казино на берегу моря. Вид на город и море вечером был красив, но само казино оказалось восточным непрезентабельным кафе: барак с каменным полом, музыка скверная, фильм не по нашему вкусу, детективный. Женщины здесь были накрашены еще больше, чем в Румынии, мужчины в фесках почему-то сидели с ногами или одной ногой на стульях, без обуви (может быть, от привычки сидеть так дома). Днем мы еще побывали в музее, в каком-то загородном кафе, где нам показали военные трофеи, но где красива была только богатая природа — зелень и масса воды. Красива была дорога на Ливан и Бааль-Бек. Поднимались через Митрем, Аллеи на суровых горах. Меньше зелени, чем в Бейруте, но больше грандиозной скульптурности, пластики. Пили чай в Спора и вечером приехали в отель «Пальмье» в Бааль-Беке.

Еще тем же вечером гайд нас потащил в кафе посмотреть, как женщины танцуют «танец живота». Ни красоты, ни искусства в этом не было, просто грубый секс, и женщины производили впечатление жалких проституток. Но зато руины при лунном свете, мимо которых мы проходили, были волшебны. Утром мы основательно осматривали эти руины. Я не знаю, что на меня произвело большее впечатление: красота и монументальность тех колонн, которые сохранились, монолиты, остатки греческой и римской культуры, или сила разрушения, когда один толчок, одно движение геологических пород способно разрушить рабский труд и художественный замысел целых поколений, гордость строителей и то, что казалось людям вечным, крепким, прочным и солидным. Ничто так не говорит о преходящем, о невечности тиранов, их мавзолеев и рукотворных ценностей, как руины.

От Аллей до Дамаска снова шла суровая дорогая, скалистые поля. Город Дамаск утопал в садах, но был далек от сказок «1001 ночи». Мы два дня осматривали кустарные фабрики, еврейские рабочие были похожи на наших теймонцев, но гораздо более тщедушные. Работали не только женщины, но и малые дети. Условия на фабриках были ужасные. Складывалось впечатление, что в этой стране не знают, что такое рабочий контроль. Ни здоровье женщин и детей, ни возраст, ни беременность женщин не щадились. Инкрустации из меди и серебра, золота, дерева всех цветов и оттенков, белая кость и перламутр, ковры, вышивки, дамасский шелк. В окнах магазинов все эти невинные украшения женских гаремов и полуевропейских салонов, приятные подарки и сувениры, особенно те, на которых разные эмблемы христианства и которые экспедировались в Святую Землю для продажи туристам и паломникам, — все это запекшиеся кровь и пот и гной туберкулезных бацилл. Все рабочие, работницы и дети выглядели кандидатами на тот свет, и не завтра, а сегодня — «краше в гроб кладут»!

Поужинали мы тихо, и всю ночь я не могла закрыть глаз. Я слышала молитвы муэдзинов на минаретах и думала, что люди говорят о «царстве Божьем внутри нас», и возмущалась, что вместо душевных потребностей люди не заботятся о том, чтобы открывать бесплатные и дешевые столовые при таких фабриках, как те, что мы видали, не помещают детей в здоровые, чистые школы, где бы им давали три раза в день еду и не посылали бы на фабрики. Здесь нужно было бы поставить честного образованного министра труда, который бы контролировал заработки фабрикантов и все излишки употреблял для оздоровления этого несчастного населения.

Сирийские богачи наполняли все отели в Ницце и Париже, играли в рулетку и покупали своим женам парижские модели, жемчуга и бриллианты, заработанные буквально на трупах, пока еще живых.

Встала я раньше моих спутников и, когда они после завтрака пошли по магазинам, я их не сопровождала. Я пошла в гости к одной палестинской семье учителя, который преподавал в еврейской школе. Я провела с ними почти весь день. Под вечер наш шофер не хотел выезжать, боялся разбойников по дорогам. Но мы его уговорили рискнуть и добрались до Сафеда (Цфата) с такой быстротой, что еще поспели к ужину в «Ахсанья» Кетти Дан. <Ахсанья — заезжий дом.>

Чтобы немного переменить настроение и развлечь себя и свою компанию, мне удалось подшутить над одним гостем в отеле, которого мы все знали из Иерусалима. Это был высокий чиновник в эмиграционном бюро. Он был очень строг в смысле «легальности» и Laissez-passer ^[451], особенно с иммигрантами, которым он отказывал в сертификатах и визах. Я ему говорю: