— Правильно. Нашего клиента. Николасу она вашу
фальшивку не показывала.
— Думаете, Хоппи врет?
— Вы станете его за это осуждать? Ведь ваши
парни убедили его, что он вот-вот окажется в тюрьме.
Фитч вздохнул с некоторым облегчением и почти
улыбнулся.
— Необходимо, чтобы Николас поговорил с Милли
сегодня же. Хоппи придет к ней через пару часов и все ей расскажет. Может
Николас связаться с ней немедленно?
— Фитч, Милли проголосует так, как скажет
Николас. Расслабьтесь.
Фитч расслабился. Он убрал локти со стола и
снова попытался улыбнуться.
— Просто из любопытства: сколько у нас сейчас
голосов?
— Девять.
— А кто остальные три?
— Херман, Рикки и Лонни.
— Николас не говорил еще Рикки о том, что нам
известна ее тайна?
— Еще нет.
— Тогда можно считать, десять, — сказал Фитч.
Глаза у него забегали, и он начал вдруг шарить пальцами по столу. — Значит,
если мы кого-нибудь изымем и поставим на его место Шайна Ройса, можно получить
и одиннадцать?
— Послушайте, Фитч, не суетитесь. Вы заплатили
свои деньги, вы наняли лучших исполнителей, теперь расслабьтесь и ждите своего
вердикта. Он в надежных руках.
— Единогласный? — ликующим голосом спросил
Фитч.
— Николас решительно настроен сделать его
единогласным. Фитч, вприпрыжку проскакав по качающимся ступенькам ветхого
здания, молнией метнулся через короткий переулок, выскочил на улицу и шесть
кварталов прошел по ней, насвистывая и чуть ли не подпрыгивая на одной ножке.
Хосе встретил его без машины и попытался успокоить. Он никогда еще не видел
своего босса в таком приподнятом настроении.
* * *
По одну сторону стола заседаний сидели семь
адвокатов, заплативших по миллиону долларов за привилегию участвовать в этом
событии. Больше в комнате никого не было. Никого, кроме Уэндела Рора, который
медленно прохаживался вдоль другого края стола и доброжелательно, взвешивая
каждое слово, обращался к жюри. Модуляции голоса были богатыми и
выразительными, речь звучала сострадательно, когда он говорил об истице, и
становилась резкой, когда касалась Большой четверки. Pop то метал громы и
молнии, то умолял, то шутил, то сердился. Он показывал фотографии и писал цифры
мелом на доске.
Его выступление заняло пятьдесят одну минуту —
это была самая короткая попытка из нескольких, предпринятых им в порядке
репетиции. Заключительная речь должна длиться не более часа, так распорядился
судья Харкин. Последовали комментарии коллег: некоторые хвалили, но большинство
предлагали разные способы усовершенствовать речь. Более придирчивую аудиторию и
придумать было трудно. Эта семерка так и сяк примеряла сотни аргументов,
которые могли бы прозвучать в заключительной речи, ведь от нее будет зависеть вердикт,
стоимость которого приближается к полумиллиарду долларов. Они-то знали, как
выудить из присяжных дорогостоящий вердикт.
* * *
Кейбл подвергался в этот момент такой же
экзекуции. У него аудитория была побольше — дюжина адвокатов, несколько
консультантов по вопросам жюри присяжных и множество представителей среднего
персонала. Он настроился уложиться в полчаса. Жюри оценит такую краткость, Pop
наверняка будет говорить дольше. Контраст окажется в пользу Кейбла — сдержанный
Кейбл, строго придерживающийся фактов, против велеречивого краснобая Рора,
давящего на эмоции.
Он произносил свою заключительную речь, потом
просматривал запись на видеопленке, и так снова и снова, весь воскресный день
до позднего вечера.
* * *
Ко времени прибытия в штаб на берегу Фитч
опять напустил на себя осторожно-пессимистический вид. Четверо исполнительных
директоров, только что покончив с прекрасным обедом, поджидали его. Дженкл был
пьян и сидел отдельно ото всех у камина. Фитч взял чашку кофе и представил
отчет о самых последних предпринятых им усилиях. Разговор тут же переключился
на денежные переводы, которые Фитч потребовал от них в пятницу, — по два
миллиона с каждого.
До пятницы на балансе у Фонда было шесть с
половиной миллионов, чего, конечно, более чем достаточно, чтобы завершить
процесс. Зачем понадобились дополнительные восемь миллионов? И сколько у Фонда
денег теперь?
Фитч пояснил, что внезапно возникла
необходимость непредвиденных очень крупных трат.
— Кончайте свои штучки, Фитч, — сказал Лютер
Вандемиер из “Трелко”. — Вы что, сумели купить вердикт?
Этим четверым Фитч старался не врать. В конце
концов они были его хозяевами. Всей правды он им тоже никогда не говорил, они и
не ждали. Однако на прямой вопрос, тем более столь существенный, он постарался
ответить с максимально возможной честностью.
— Похоже на то, — сказал он.
— Вы распоряжаетесь голосами? — спросил другой
исполнительный директор.
Фитч выдержал паузу, посмотрел поочередно на
всех директоров, включая Дженкла, который вдруг стал необычно внимателен, и
ответил:
— Думаю, что да.
Дженкл вскочил на ноги и, нетвердо ступая,
вышел на середину комнаты.
— Повторите, Фитч, — потребовал он.
— Вы уже слышали, что я сказал, — ответил
Фитч. — Этот вердикт куплен. — В его голосе невольно зазвучали нотки гордости.
Остальные тоже встали, и все четверо плотным
полукольцом обступили Фитча.
— Как вам это удалось? — спросил один.
— Этого я вам никогда не скажу, — холодно
ответил Фитч. — Подробности роли не играют.
— А я требую, — заявил Дженкл.
— И не думайте. Часть моей задачи состоит в
том, чтобы ограждать вас и ваши компании от грязной работы. Если вы хотите
расторгнуть договор со мной, — пожалуйста. Но подробностей вы не узнаете.
Они долго стояли, уставившись на него. Потом
кружок начал сужаться, и все вдруг разом подняли бокалы в честь своего героя.
Восемь раз они были на краю гибели, и восемь раз Рэнкин Фитч, проделав свои
грязные трюки, спасал их. Теперь он сделал это в девятый раз. Он непобедим.
И никогда в предыдущих восьми случаях он не
обещал победы. Как раз наоборот. Перед каждым вердиктом он мучился сам,
пророчил поражение и получал удовольствие, мучая их. Нынешний случай совершенно
нетипичен для него.
— За сколько? — спросил Дженкл.