Убийство в Амстердаме - читать онлайн книгу. Автор: Иэн Бурума cтр.№ 31

Когда в 2005 году мэр Амстердама Йоб Кохен отказался призвать полицию для разгона небольшой, но шумной демонстрации, состоявшейся в день памяти жертв рабства и помешавшей министру интеграции Рите Вердонк закончить свое выступление, Эллиан был не в силах сдержаться. Амстердам, возмущался он, не проявляет терпимости к «диссидентам». Под диссидентами он подразумевал ван Гога, Айаан Хирси Али и себя. Амстердам продолжал он, стал «свободным городом для мусульманских террористов, левых экстремистов и организованной преступности». «‹…›После диссидентов настало время закрыть город для священников. Пока граждане Амстердам неспособны вызвать политическое землетрясение и избавиться от социалистической мафии, ничто не изменится». Вероятно, здесь слышны интонации прежнего, кабульского радиопропагандиста.

Айаан Хирси Али выражает свои мысли спокойнее, с большим обаянием, но при этом нельзя не почувствовать, что в своей антиклерикальной борьбе она проявляет рвение, которое, возможно, сродни ее прежнему увлечению «Братьями-мусульманами» до обращения к идеалам европейского Просвещения.

Наш пуленепробиваемый кортеж приближался к району, в котором Айаан провела свои первые годы в Нидерландах. Равнинная местность утопает в зелени, богатые деревни содержатся в образцовом порядке. Мы попали в средоточие строгого кальвинизма, провинциальную глушь, где по традиции с подозрением относятся к чужакам. Живут здесь и очень состоятельные люди, владельцы перестроенных фермерских домов и дорогих вилл. Первым жильем Айаан стал трейлер в лагере беженцев, в лесу рядом с деревней Лунтерен, которую в 1930-е годы голландские нацисты избрали местом проведения массовых митингов. Установленный в деревне черный валун указывает на то, что здесь находится точный географический центр Нидерландов. Там, на земле, священной для голландских чернорубашечников, в 1940 году голландская Национал-социалистическая партия (NSB) заявила о своей преданности нацистской Германии.

Но перемены затронули даже этот сельский центр кальвинизма и фашизма, в котором ушедшие на покой богачи строят роскошные дома. Лунтерен является пригородом Эде, небольшого города, где находится ряд промышленных объектов – в основном сталелитейные заводы и предприятия по производству технологического оборудования. Там поселились несколько тысяч турецких и марокканских рабочих (из них менее десяти человек живут в лилейно-белом Лунтерене). «Квартал спутниковых тарелок» в Эде состоит из невзрачных рядов четырехэтажных жилых домов, а всего в нескольких минутах расположен район с одинаковыми зданиями, одинаковыми тюлевыми занавесками, одинаковыми участками и одинаковыми садовыми гномами – точь-в-точь как тот, что произвел на Айаан одновременно приятное и удручающее впечатление в Волендаме. За окнами, рядом со спутниковыми антеннами сушилось белье. Улицы были почти безлюдными. Именно здесь группа мусульманских подростков вызвала возмущение всей страны, танцуя от радости в день, когда были разрушены башни-близнецы.

Несмотря на возражения охраны, Айаан настояла на том, чтобы совершить прогулку. «Они узнают вас, и тогда неприятностей не избежать», – сказал главный охранник. Первая часть его предположения оправдалась. Едва мы вышли из машины, как в нескольких окнах появились головы людей, которые стали торопливо звонить своим друзьям и соседям, сообщая о нашем присутствии. Сотрудники службы безопасности в блейзерах нервно оглядывались по сторонам, переговариваясь по телефонам. Куда бы ни направлялась Айаан Хирси Али, за ее стройной фигурой следовала группа телохранителей. Будь она одна, ее визит, несомненно, привлек бы куда меньше внимания.

Сначала Айаан собиралась уехать в Англию, но чем дольше она находилась в Голландии, тем больше ей хотелось жить здесь. Ее цель состояла в том, чтобы как можно быстрее выучить язык и приступить к изучению политологии. Как и Эллиан, она хотела раскрыть тайну общества, живущего в мире. Приехав с континента, где почти постоянно творилось насилие, она хотела узнать, как люди могут жить свободно, не убивая друг друга. Но сначала ей пришлось бороться с голландской бюрократией. Вместо того чтобы разрешить ей посещать уроки голландского языка, они предлагали ей работу, для которой она совершенно не подходила, работу, которая не требовала знания языка, но требовала большой терпимости к скуке. Правительство оплатило бы профессиональное обучение, и она стала бы каким-нибудь клерком. Она чувствовала, что агентства социального обеспечения и социальные работники подавляют ее честолюбивые замыслы.

Некоторое время она жила еще с одной сомалийкой недалеко от «тарелочного квартала» в Эде и работала на заводе. Но это ей тоже ничего не давало. Поэтому она повесила в местной церкви объявление о том, что ищет преподавателя голландского языка. На него откликнулась супружеская пара, учителя средней школы, которые позже предложили ей жить в их доме, где она не только выучила язык, но и научилась манерам, обычаям, привычкам и традициям голландского среднего класса. Их домашний быт был хорошо организован, и в нем, как в капле воды, отражалась страна, с которой с самого начала столкнулась Айаан, одновременно гораздо более суровая и гораздо более свободная, чем Кения. Равноправие и свобода личности в ней были связаны со строгими, даже жесткими правилам. Семейные обеды начинались ровно в шесть, на встречи нужно было приходить точно в назначенное время, домашние обязанности следовало делить поровну.

Процесс ассимиляции оказался медленным и трудным, и до конца было еще далеко. Но Айаан в совершенстве овладела голландским языком. Она до сих пор называет свою учительницу, доброжелательную женщину лет пятидесяти, «моя голландская мама». Когда охранники убедились, что Айаан ничто не угрожает, мы зашли к ней на чашку кофе. В доме царил образцовый порядок, нигде ни следа неряшливости или небрежности. Все находилось на своих местах. Бисквит был нарезан на безукоризненно ровные кусочки, а кофе заварен по всем правилам. И муж, и жена ясно дали мне понять, что их фамилия не должна стать достоянием гласности, так как они «боятся последствий, особенно после убийства Тео ван Гога». Неужели они действительно думают, что им что-то угрожает только потому, что они научили Айаан Хирси Али говорить по-голландски? «Меня это самого возмущает, – ответил муж, опрятный мужчина с коротко подстриженными волосами и светло-голубыми глазами, – но так уж сложилось. В Эде много марокканцев, и они могут быть весьма агрессивными. Вы слышали, как они радовались 11 сентября?»

Я не смог возразить ему. Возможно, он был прав. Я не мог представить себе более мирного и безопасного места, чем этот приятный провинциальный пригород в самом сердце Нидерландов. Но даже если он был не прав и никакой реальной опасности не существовало, сам факт, что они были так напуганы угрозой мусульманского насилия, показывал, к каким печальным последствиям может привести убийство одного общественного деятеля. Сточки зрения современной европейской пары, связанной с миром посредством телевидения и Интернета, Южный Манхэттен и Эде не так уж далеки друг от друга. Во всяком случае, не дальше, чем Палестина или Ирак от марокканцев, которые в «квартале спутниковых тарелок» смотрят новости из Касабланки, Бейрута или Катара.

Хотя она и перестала носить платок (чувствуя себя при этом немного виноватой), чтобы лучше адаптироваться к жизни в Эде, Айаан по-прежнему оставалась правоверной мусульманкой. Ее «голландской маме» приходилось учитывать ограничения, касавшиеся питания, кроме того, Айаан не притрагивалась к спиртному. Об этом мне было доверительно сообщено на кухне. Когда к нам вновь присоединилась Айаан, она и ее «голландские родители» стали, смеясь, делиться воспоминаниями о прошлом, но раз или два я заметил некоторую неловкость, возможно связанную с вещами, о которых лучше было не говорить. Не все воспоминания о жизни в Эде были приятными. Был болезненный момент, связанный с младшей сестрой Айаан, бунтаркой Хавейей, носившей короткие юбки в Кении и, вопреки воле матери, поступившей на курсы секретарей, а затем на работу в Организацию Объединенных Наций. Стремясь, подобно сестре, избежать нежеланного брака, она приехала к Айаан в Эде.