Выполнил агент и ряд других ответственных заданий. Как сообщал уже в 1970-е гг. П. Судоплатов в личном письме заместителю председателя КГБ СССР Филиппу Бобкову, в 1933 г. ОГПУ СССР получило от агента «82» в окружении Е. Коновальца информацию о командировке им в США пятерых боевиков во главе с Мишугой для теракта против наркома иностранных дел СССР Максима Литвинова. Террористов арестовали
[480].
Сведения А. Колпакиди подтверждают неопубликованные воспоминания украинских чекистов, в которых Лебедь именуется «Лебеденко», а его «племянник» зашифрован как «Андриенко», «молодой националист». Сам же «Лебеденко» вернулся в СССР 27 июня 1935 г. и продолжил сотрудничество со спецслужбой
[481]. Как считает А. Колпакиди, в годы войны Лебедь-Хомяк командовал одним их отрядов ОМСБОН – предтечи 4-го Управления НКВД – НКГБ СССР (зафронтовая разведывательно-диверсионная работа). Таких сведений в нашем распоряжении нет, однако, согласно документам НКВД – НКГБ УССР, к моменту создания Инициативной группы, В. Хомяк стал заместителем народного комиссара легкой промышленности (назывался и наркомат местной промышленности) УССР и продолжал негласное сотрудничество со спецслужбой.
Судя по документам оперативного обеспечения, информацию о ситуации в религиозной среде «82» давал лично приезжавшему во Львов начальнику разведывательного управления НКГБ УССР полковнику Николаю Погребному (их беседа стенографировалась, хотя сам офицер перед Хомяком как агентом 4-го Управления НКГБ УССР не расшифровывался)
[482]. Заслуги на тайном поприще давали основание Хомяку держаться довольно независимо даже перед высопоставленными кураторами из спецслужбы.
Сохранилось описание рандеву агента (вернувшегося в Киев из Львова, где он «тайно» встречался с руководителями УГКЦ) с начальником 4-го Управления (разведывательно-диверсионная работа за линией фронта и за рубежом) НКГБ УССР полковником Сидоровым и его заместителем С. Кариным-Даниленко 23 марта 1945 г. Высокопоставленные чекисты встретили агента на вокзале, отправились на его квартиру, где и беседовали по существу работы. «82», отмечал в отчете С. Карин, отличался претензиями, присущими «агенту, избалованному приемами больших людей», возмущался, почему его беспокоят «мелкими делами», а нарком госбезопасности, будучи во Львове, не нашел времени с ним встретиться!
[483] Умер загадочный Хомяк в 1980-х гг. в Киеве. Похоронен на Байковом кладбище.
Судя по документам НКГБ – МГБ, общавшиеся с «82» А. Шептицкий, И. Слепой, сам Г. Костельник и другие представители УГКЦ и галицкой интеллектуальной верхушки видели в нем авторитетного и «глубоко законспирированного» ветерана националистического движения, обращаясь к нему не иначе, как «пан полковник». Осужденный священник Иван Котив в письме к Хомяку-Лебедю, переданном из лагеря через «подставленного» ему агента МГБ, с удовольствием вспоминал, как «они с полковником поднимали чарку», а тот приговаривал – «чтобы не последняя».
Пользуясь безоговорочным доверием столпов УГКЦ и Г. Костельника, В. Хомяк (в документах МГБ он именовался и Хомяковым) сыграл существенную роль в оперативном обеспечении процесса ликвидации УГКЦ. Проживавший во Львове родственник Хомяка – Дмитрий Хомяк (сотрудник филиала АН УССР во Львове) – познакомил агента с Г. Костельником и И. Котивым, и 27 октября – 4 ноября 1944 г. источник неоднократно встречался с ними. Уже 5 ноября 1944 г. «82» предоставил начальнику 5-го отдела 2-го Управления НКГБ УССР майору Хаету донесение с характеристиками А. Шептицкого и его окружения
[484].
Во время личной беседы Г. Костельник поделился своми соображениями о состоянии религиозной сферы и о других проблемах с «82». Война показала, что «никакой свободы и независимости Украине немцы не принесли». Украинская интеллигенция напрасно поверила генерал-губернатору Галичины Вехтеру, обещавшему в течение года не отправлять дивизию «Галичина» на фронт (мы рассчитывали, сказал отец Гавриил, что сохраним молодежь для войны с поляками, а тем временем война с немцами закончится).
Советская власть, считал он, склонна толерантно относиться к греко-католикам. Однако А. Шептицкий все же поспешил, «со старческой экзальтацией», к сближению с властями, подготовил письмо Сталину, составил делегацию в Москву, организовал сбор средств в пользу Красной армии. Мы, отметил отец Гавриил, воспользовались болезнью владыки и отсрочили поездку делегации в Москву. «Большевики стали русскими материалистами», идут русификация и экономические преобразования, негативно воспринимаемые крестьянством.
Однако движение ОУН и УПА священник тоже не восхвалял: «Бандеровщина, конечно, наше зло, трагедия нации», возможность церкви воздействовать на повстанцев ограничена, ибо «бандеровский лес нас не слушает». Костельник и члены делегации, отмечал агент, осудили «бандитские проявления УПА», заверили генералитет в том, что «греко-католическая церковь будет вести борьбу с УПА путем разложения и проповеди». При гарантии соблюдения безопасности они могли бы организовать встречу с «колеблющимися элементами из числа бандеровцев» для «переговоров о ликвидации бандитских формирований». Сами участники УПА, подчеркнул Костельник, боятся и советскую власть, и свою службу безопасности
[485].
Через «82» изучалась реакция Г. Костельника и других членов делегации на их поездку в Москву (Хомяк 21–28 декабря 1944 г. лично беседовал с ними). Как рассказал агенту отец Гавриил, 23 декабря 1944 г. они встретились с Местоблюстителем Патриаршего престола, митрополитом Алексием: он «принял нас очень хорошо. Сам он высокообразованный человек». На вопрос о расколах в РПЦ владыка Алексий дал об обновленцах «очень ясное исчерпывающее разъяснение». Далее беседовали «на религиозно-философские темы». Костельник пустился в рассуждения о необходимости «модернизации» религии, сделав ее приемлемой для «культурных людей», поскольку сейчас она «годна для темных масс». Поинтересовался, есть ли в РПЦ философы-теологи. Таких у нас нет, ответил митрополит, признав постановку проблемы Костельником справедливой, однако заметил: «Теперь нужно быть осторожным, чтобы не удариться в ересь», и просил направить ему соответствующие разработки греко-католиков
[486].
24–26 декабря 1944 г. в беседах с «82» Костельник категорично высказывался в духе «пора порвать с папой», «наш народ ближе к востоку, …я по этому вопросу беседовал с покойным митрополитом» Шептицким, хотя Климентий Шептицкий «предан Риму». Возвращаясь к обсужденной на встрече с генералитетом в Москве теме влияния УГКЦ на ОУН и УПА с целью убедить их сложить оружие, пресвитер заявил агенту: влияние верхушки греко-католической церкви в Галичине «огромно», мы могли бы оторвать народ от симпатий к бандеровскому движению. Советский строй, пришел он к выводу, силен, стабилен, и его освещение националистической пропагандой неправдиво. «Лучше русское море, – подчеркнул Костельник, – чем польское болото»
[487].