Тем временем сотрудники НКВД старались «неформально» получить от Г. Костельника консультативную помощь, одновременно втягивая его в негласное сотрудничество. 3 февраля 1941 г., во время передачи вещей сыну, отец Гавриил согласился поделиться соображениями по истории и современному состоянию греко-католической церкви, всячески уклоняясь, однако, от темы «организационной» работы по ее расколу
[464].
Тайный консультант чекистов
По просьбе чекистов 10 февраля 1941 г. богослов написал от руки (на украинском языке) «тайный реферат» на тему «Возможно ли превращение униатской церкви в Западной Украине в автокефальную православную церковь»
[465]. В частности, автор не видел смысла в трансформациях церкви в условиях господства политики государственного атеизма: если бы в такой ситуации «какой-либо украинский священник решился бы явно выступить с призывом превратить западноукраинскую униатскую церковь в автокефальную, то остался бы буквально одиноким… его считали бы или сумасшедшим, или мерзавцем, который ради собственного интереса принялся разрушать церковь». Сама подобная идея «преждевременна и нереальна», галичане много пережили за свою историю и не склонны к нововведениям. Не без апломба автор завершал свой обзор словами: «Я писал добросовестно, без всякой натяжки или искажений, осознавая вес нынешней исторической минуты и своей ответственности перед будущим»
[466].
Параллельно агентура отслеживала настроения священника и его реакцию на арест сына. Так, 10 февраля 1941 г. «Литератор» сообщил оперработнику Могендовичу: Костельник очень печален, уверен, что под видом милиции сына забрало «ГПУ», хоть тот не виновен. «Это что-то дьявольское, направленное против меня», поведал Костельник агенту, пользовавшемуся расположением самого митрополита А. Шептицкого
[467].
О значении, придававшемся спецслужбой фигуре Костельника и комбинации с арестом 20-летнего Богдана, свидетельствует место, отведенное в докладной записке наркому внутренних дел Украины Ивану Серову от начальника Львовского УНКВД Василия Сергиенко от 22 февраля 1941 г. Сообщая о ходе реализации плана Л. Берии «по разложению Греко-католической (униатской) церкви», В. Сергиенко отмечал, что Б. Костельник сознался в том, что в октябре 1939 г. его соученик Джулинский привлек его в молодежную националистическую организацию, где в составе одной из «пятерок» он вел сбор сведений о Красной армии, ее частях во Львове, а также работал инструктором военного дела. Действительно, на допросе 1 февраля 1941 г. Б. Костельник показал, что его одноклассник по физико-математическому лицею Юрий Джулинский еще в 1938 г. предложил ему вступить в молодежную организацию «Черноморцы», а в марте 1940 г. посвятил его в план создания конспиративной организации в школах, а с июня 1940 г. он и сам приступил к сбору сведений о частях Красной армии
[468].
Богдан Костельник был приговорен к высшей мере наказания, расстрелян в июне 1941 г. перед отступлением советских войск во время «чистки» тюрем. Надежда на то, что сын жив (его якобы видели на Востоке Украины), проскальзывала в разговорах отца и после войны, хотя он, скорее, понимал, что потерял Богдана.
Сам же Гавриил Костельник на беседе в УНКВД 3 февраля 1941 г. подчеркнул, что долгие годы вел борьбу, направленную на разрыв с Ватиканом и создание Украинской автокефальной церкви. На вопрос, не мог ли бы он лично возглавить автокефальный процесс, Костельник уклончиво заявил, что влияние унии на украинцев-галичан велико, она в их сознании олицетворяет не только религиозные, но и национальные чувства. Кроме того, у него натянутые отношения с А. Шептицким, И. Слепым и их окружением. Г. Костельнику предложили подготовить план «мероприятий по созданию Украинской автокефальной православной церкви». Отмечалось, что священник боится встреч в НКВД, публикации подготовленных им записок. Не удается склонить его к негласному сотрудничеству, используя арест сына: если он виноват, твердил Костельник, судите его, но никаких обязательств на себя брать не буду. Пока жив А. Шептицкий, бессмысленно заниматься ликвидацией унии
[469]. К тому же безрезультатно закончились две попытки вербовки Г. Костельника в 1940 г.
Следует отметить, что чекисты, не имея достаточного опыта и квалификации для гибкой и интеллектуальной работы с убежденными и образованными священнослужителями УГКЦ, отдавали предпочтение грубым методам вербовки, использованию провокаций. К примеру, понятный интерес для НКВД – НКГБ представлял священник Иван Котив – по данным «Литератора», карьерист, незаменимый помощник А. Шептицкого. И. Котив, сообщал агент, интересуется женщинами, не прочь выпить в компании, часто в светском платье посещает город, футбольные матчи, следит за прессой, включая газету «Безбожник». Поэтому предполагалось «подвести» к Котиву агентессу «Катю», устроить скандал с «приставанием» к ней митрополичьего секретаря с доставкой его в милицию и созданием вербовочной ситуации. Кроме того, предусматривалась «подстава» И. Слепому агентессы «Писня» для вступления с ним в интимные отношения и сбора сведений о деятельности иерарха либо же для компрометации иерарха
[470].
Продолжалась и линия на использование группы священников-москвофилов старой генерации. Планировалось поручить источникам «Зирке», «Степановичу», «Харлампию» и др. вызвать в епархиях УГКЦ антагонизм между приходскими священниками и епархиальными архиереями (противниками сближения с РПЦ)
[471].
В годы оккупации Г. Костельник находился во Львове, участвуя в подписании ряда документов, призванных засвидетельствовать лояльность галицкой интеллигенции и клира УГКЦ гитлеровскому рейху. 6 июля 1941 г. вместе с иерархами УГКЦ подписал обращение в поддержку акта провозглашения независимости Украинской Державы деятелями ОУН С. Бандеры. Вошел в Совет сеньоров и до ноября 1941 г. был членом президиума Украинской национальной рады
[472]. Принимал участие в создании в 1943 г. (по инициативе структур ОУН Андрея Мельника) 14-й дивизии войск СС «Галичина». Кроме того, как сообщил сам Г. Костельник агенту «Вишнякову», в 1942 г. как доверенное лицо митрополита Андрея и «для сохранения украинского народа», он «мирил» две враждующие фракции ОУН – бандеровцев и мельниковцев, развернувших взаимное истребление
[473].