Внутри домика было темно даже днем, поскольку хули были признанными мастерами в постройке жилищ и ветки были сплетены таким образом, чтобы избавить жильцов от ветра и холода. Старый вождь нагнулся и достал откуда-то большой, круглый белый предмет. Он с любовью посмотрел на него, погладив, будто это была шкатулка с драгоценностями, и протянул Виктору.
В полутьме Виктор не сразу заметил, что ему дает вождь. Тоненькая полоска света озарила артефакт. Это был… человеческий череп. От неожиданности Виктор чуть не уронил его. Но успел подхватить уже у самой земли.
– Ч-что это? – журналист растерянно смотрел то на старика, то на Пиакор, не зная, что ему делать. В его руках был настоящий человеческий череп, и руки Лаврова непроизвольно дрожали.
– Еще ни один белый не был здесь, – с гордостью заявил старый воин, – посмотри!
Папуас ловким движением откинул в сторону старую циновку (откуда он ее только взял?). На настиле из множества сухих прутьев лежали человеческие черепа. Сколько их было? Двадцать? Тридцать? От них рябило в глазах. Виктор от неожиданности открыл рот и не мог поверить, что это происходит с ним. Такое можно было увидеть только в кино, но чтобы вот так, вживую…
– Это все, что у меня есть! – торжественно провозгласил людоед. – Я хочу тебе сделать подарок, Хоро! Выбирай любой! Родится у тебя сын – назовешь!
– Что назову? Как? – Виктор, ничего не понимая, взглядом попросил помощи у Пиакор.
Та, на удивление, никак не отреагировала на увиденное, как будто перед ней поддон с капустой, а не хранилище человеческих голов.
– Все просто, Вик. Они хранят черепа с именами и, когда рождается ребенок, называют его именем покойного.
– А это… череп того, кого убили и съели? – робко спросил Виктор.
– Не обязательно. Это может быть и голова родственника.
Лавров вздрогнул. Нет, это не сон. У него в руках был череп какого-то человека.
– А это… чей?
– Это голова моего дедушки! – горделиво заметил Хоро. – Морис. Его звали Морис. Возьми его! Назовешь дочку или сына.
Журналист задумался: «Морис Викторович Лавров. Хм… смело. А если дочка? Морис Викторовна? Засмеют…»
Хоро стоял и счастливыми глазами смотрел на Виктора. Вероятно, думал, что белый брат поражен таким дорогим подарком. Вождь был очень доволен, что сделал другу приятное.
– Возьми! Обидишь старика! – стала упрашивать Пиакор.
– Да ты в своем уме, Пиакор? – не удержался Виктор. – Куда я этот череп дену? Меня в аэропорту запрессуют. Не тут, так в Гонконге на пересадке или в Борисполе… Представляю себе картину. Виктор Лавров – людоед-международник…
– Ви-и-ик! – с укором произнесла Пиакор.
Виктор молча смотрел на череп.
– Ви-и-и-ик! – повторила Пиакор.
– Во-первых, не Вик, а Хоро! А во-вторых…
Виктор быстро размышлял, что же такое сделать, чтобы отказаться от черепа, притом не обидев старика.
– Сейчас все решим!
Виктор не расставался со своей фотокамерой. Вынул флешку, снял с шеи ремень и протянул старику.
– Держи!
Хоро долго смотрел на камеру, как будто видит ее в первый раз. Именно из-за нее вышел конфликт в самом начале знакомства, и Виктор чуть не сломал руку старому папуасу. Здесь же стояла удивленная Пиакор.
– Вик! Что ты делаешь? Это же камера.
– Не мешай, Пиа, если я буду слушаться твоих советов, то вместо своих ошибок буду совершать еще и твои, – ответил Лавров, глядя в глаза Хоро, и уже обратился к нему: – Я не могу принять от тебя такой дорогой подарок просто так. Возьми взамен мою камеру.
По глазам вождя было видно, что он хочет, но…
– Нет! Это тебе самому нужно! Я не возьму.
– Хоро! То есть Виктор! Возьми камеру! – журналист сделал вид, что сердится.
– И не уговаривай! – не уступал старик. – Хули не возьмет то, что нужно его брату.
– Ну, тогда забери свой череп обратно!
– Заберу! – сердился старик. – Но твою, как ее… камеру… не возьму! Она тебе нужнее, чем мне…
Виктор сделал ставку на порядочность старика и не ошибся. И Пиакор поняла тонкий расчет украинца.
– Ну, ты гений!
– Если вас не любят – не выпрашивайте любовь. Если вам не верят – не оправдывайтесь. Если вас не ценят – не доказывайте, – ухмыльнулся Лавров.
Оскорбляются лишь те, кто хочет оскорбляться. Отказ Виктора взять череп нисколько не обидел Хоро. Наоборот, это даже укрепило их отношения. Он сказал, что теперь Виктор может заходить в эту хижину когда захочет и брать все что захочет, если будет нужно. Это не могло не тронуть сердца журналиста. Он, в свою очередь, ответил, что его сила, ловкость и ум теперь всегда в распоряжении старого вождя. Хоро остался удовлетворен таким ответом.
Виктор с трудом мог оторвать взгляд от страшной коллекции вождя хули. Журналисту не раз приходилось выезжать на места убийств, в морг на судебно-медицинскую экспертизу на улицу Оранжерейную в Киеве, даже на раскопки захоронений времен Второй мировой войны, но чтобы попасть к такому коллекционеру – это было слишком.
– И ты их всех съел? – Виктор сидел на корточках, постукивая по черепам указательным пальцем, и они отзывались разными по тону звуками.
– Не-е-ет, – улыбнулся вождь, – Хоро… Виктор… – старик смутился. Он еще не привык к своему новому имени. Откашлявшись, он продолжил: – Чтобы почувствовать вкус победы, нужно почувствовать вкус крови побежденного! Виктор не жадный. Он поделился с мужчинами и женщинами хули… Твой бог говорил тебе, что с женщинами и детьми надо быть терпеливым и снисходительным?
Вопрос застал Виктора врасплох.
– Да-а-а… я, в общем, тоже делюсь…
– Я так и знал! – воскликнул старик. – Хоро – великий белый воин!
Разговаривая, Виктор по привычке криминалиста внимательно осматривал помещение, в котором находится. Его внимание привлекло большое количество одинаковых амулетов, висевших повсюду. Он вопросительно посмотрел на хозяина хижины.
– Это асаро – враги племени хули. Были враги – теперь нет.
– Помирились? – полюбопытствовал журналист.
– Их мало осталось. Они попросили больше их не есть.
Возможно, в другой ситуации Лавров бы засмеялся, но сейчас ему стало даже жутковато. «Хорошо, что он меня своим братом считает, а то… тоже вот так лежал бы мой череп…» – успокаивал себя новоиспеченный хули. Но не тут-то было! Хоро продолжил экспозицию своей выставки.
– А вот это мой брат – Урау, – старик поднял с поддона массивный череп с крепкими надбровными дугами и с любовью посмотрел туда, где должны были находиться глаза родственника.
– А ты его тоже… это?… – Виктор почувствовал, что язык во рту плохо шевелится.