И тут настал час блеснуть Пиакор:
– Вик, ты, наверное, не знал – все чернокожие дети рождаются белыми. Потом темнеют очень быстро – кто за минуты, что за полчаса, кто за час… по-разному.
– Засвечиваются, как фотопленка?
– Да, да. Именно так, – засмеялась в ответ Пиакор. – Я рада, Вик, что ты хоть этого не знал.
Виктор не слышал, он никак не мог прийти в себя от удивления.
– Нет, ну никогда бы не подумал. Белый негритенок. Ну а если он не потемнеет?
– А если вдруг не потемнеет – беда… Папуасы верят в то, что это злой дух.
– Некоторые из вас, наверное, и к Иисусу бы докопались: черт возьми, Иисус, ну зачем ты из воды сделал полусухое, девочки хотели полусладкое!
Виктор вдруг вспомнил Африку и понял, откуда берутся негры-альбиносы. Они просто… не засвечиваются. Нарушена пигментация кожи. Страшные, с бесцветными глазами и волосами, с неестественно красными губами и языком, эти несчастные люди всеми гонимы на всем Африканском континенте, словно прокаженные, и испытывают в своей жизни страшные лишения.
– Курус. Шаман-одиночка, – подала голос очнувшаяся роженица. – Он живет у Черной реки в пещере… Он белый.
Виктор просветлел.
– Как тебя зовут?
– Лора.
– У красивой женщины всегда красивое имя. Пиакор, дай ей попить.
Девушка налила в чашку из половинки кокоса горячей воды с какой-то травой и поднесла женщине, приподняв ее голову.
– Пей, смотри, горячо, не обожгись… Тебе повезло, Лора. Твой мальчик темнеет прямо на глазах.
Крошка хули лежал рядом с мамой на циновке. Папуаска была счастлива.
– С пуповиной я погорячился, – сказал Виктор, пряча свой тесак за пояс, – нужно было подождать. Говорят, полезно.
Виктор взял мальчика на руки.
– Ладно, малец, пошли. Явим себя миру.
Лавров вынес младенца на улицу и поднял вверх.
– Итак… Внимание… Тада-да-да-ам! Матаджи-младший!!!
«Он родился в то самое старое доброе время, о котором так часто будет слышать, когда вырастет», – подумалось Лаврову.
Ребенок кричит. Племя поднимает руки вверх и приветствует сына Матаджи. На лице счастливого папаши широкая улыбка.
– Мальчик родился. Воин…
В стороне стоял старик Хоро, из его глаз текли слезы. Он шептал:
– Я верил в тебя, брат Маклая.
У счастья нет оттенков, оно как солнечный свет. И говорить о нем – лишнее и досадное.
Всеобщую радость перекрыл крик шамана:
– Это я его спас! Я! Я обратился к духам, и они…
Земит оборвал речь на полуслове. На него смотрели сотни глаз. И впервые в жизни ничего хорошего для себя в этих глазах шаман не находил.
Матаджи хищно улыбнулся, вырвал из земли стоящее рядом копье, и Земит понял, что его здесь не спасет никто. Подобрав длинные веревки амулетов, висящих на поясе, шаман повернулся и побежал в джунгли. Матаджи сделал движение за ним, но на плечо легла тяжелая рука Виктора.
– Матаджи!
Туземец обернулся и встретился с глазами белого гиганта. Пиакор, не зная, что последует за этим взглядом, разрядила обстановку:
– Матаджи, Лора жива.
Воин посмотрел на Пиакор как на сумасшедшую, потом опять в глаза Виктору и увидел на его лице улыбку.
– Жива. И будет жить, – произнес Виктор, для верности утвердительно качнув головой.
Матаджи стоял полминуты, смотрел на Пиакор и на Виктора, как бы не веря своим ушам, а потом быстро забежал в хижину. Оттуда все услышали крик. Нет, не крик – вопль радости. Воин выскочил из своего ветхого жилища и, как ребенок, в дикой пляске поскакал между деревьями и туземными постройками, продолжая кричать, под хохот и улюлюканье радостного племени. Виктор и Пиакор смеялись вместе со всеми и были неописуемо счастливы. Потому что счастье состоит из ощущений. Если чувствуешь… вот прям так хорошо… хорошо, и спокойно, и радостно. Значит – счастье!
– Ну вот! А вы говорите – духи, духи…
Уставший журналист подмигнул вождю и направился в сторону хижины, где его приютили. За ним по инерции шла Пиакор.
– Вик, можно вопрос?
– Задавай, пока не сплю…
– Для чего ты послал Матаджи за углями? Ты ведь к ним даже не притронулся.
– Безысходное производство, так сказать. Ну, чтобы он не стоял и не дергался, как дурак.
Хохот журналистов испугал райскую птичку на ветке, и она, вспорхнув, улетела куда-то в джунгли. Может быть, вдогонку проигравшему в этой житейской битве шаману…
Глава 9
Виктор неплохо смотрелся в диадеме из перьев того самого казуара, которого принес с охоты, – местные умельцы в считанные дни сделали прекрасное украшение специально по приказу старика Хоро.
– Эх, жаль, зеркала нет, – сокрушался Лавров.
Вокруг него крутилось несколько женщин из племени и украшали как могли. Пиакор смеялась, наблюдая за этим макияжем.
– А тебе идет!
– О! А сними меня! – нашелся Виктор и протянул Пиакор свой фотоаппарат.
Папуаска, как заправский фотохудожник, сделала несколько снимков Виктора в окружении женщин племени.
«Вот только голых баб мне в кадре и не хватало…» – волновался про себя журналист.
– Пиа, сними меня с воинами…
Последовал ряд снимков со стариком Хоро и другими уважаемыми людьми племени, а также с особой кастой хули – шаманами. Земит, так хотевший смерти Виктора, вернулся как раз к празднику.
– Я дарю тебе свинью, Маклай! – и как ни в чем не бывало сел рядом среди других шаманов…
Через десять минут Виктор придирчиво рассматривал эту фотосессию на дисплее своего «Никона». Бронзовый загар, подчеркнувший скулы, голый торс и боевая раскраска хули никак не выдавали в Лаврове «Человека года 2006».
– Люди хотят видеть свою жизнь чужими глазами, – только и произнес украинец.
– Ты похож на Духа джунглей! – смущенно произнесла Пиакор.
– Хм… Интересно, на какого же? На кабана или на крокодила? – поинтересовался Виктор.
– На попугая! – не выдержала Пиакор. – Низкая самооценка – это когда каждый комплимент кажется сарказмом!
Виктор добродушно засмеялся.
– Я делаю свое, а ты делаешь свое. Я живу в этом мире не для того, чтобы соответствовать твоим ожиданиям. А ты живешь в этом мире не для того, чтобы соответствовать моим. Ты – это ты, а я – это я. Я себя недолюбливаю, кто-то себя перелюбливает. Это и есть гармония.