— Все, перемирие! — вмешалась я. — Перемирие! Я сейчас размахиваю волшебным белым флагом, и значит, вы все должны немедленно сложить свое оружие! На самом деле вы должны полностью улечься. Завтра нам рано вставать и идти помогать сборщикам урожая.
Когда дети уснут, я расскажу Майклу страшные новости и покажу ему письмо Оуэна.
— Но, мама, — возразил Пэдди, — папа рассказывал нам разные истории, как в прежние времена. Это были классные истории — об Ирландской Бригаде, о воинах Красной ветви. Уже даже Томас хочет выступать за ирландцев теперь, когда он может быть графом. Можно мы послушаем еще про какую-нибудь войну?
— Все, мальчики, делаем как сказала наша королева-воительница, — велел мальчишкам Майкл. — Пойдемте, картошка уже кипит. Поешьте немного перед сном.
Повторять не пришлось. За едой Джеймси — в роли Уильяма Боя О’Келли — приказал Майклу сыграть на волынке.
— Но у меня нет волынки, — ответил Майкл.
Она по-прежнему была закопана. Было слишком опасно попробовать заложить или продать ее.
— Папа! Это же все не взаправду, а понарошку. Ты можешь притвориться? — спросил Джеймси.
— Могу конечно! — сказал Майкл.
Он принялся насвистывать какую-то мелодию, а Джеймси сидел и кивал в такт.
— А хочешь научиться играть на металлической дудке? — вдруг спросил его Майкл.
— Хочу, папа, — ответил тот.
Майкл вопросительно взглянул на меня.
— Думаю, мы можем выделить на это несколько пенни из денег за урожай, — согласилась я.
— Спасибо, мама, — поблагодарил Джеймси.
— Ладно, все, — сказала я. — Доедайте и давайте спать. Мы все устали, даже ваш Великан.
Но дети никак не могли утихомириться и, даже когда легли спать, продолжали смеяться, подшучивать друг над другом и перешептываться. Три недели сытости восстановили их силы. Наконец они заснули. Я молча протянула Майклу письмо Оуэна Маллоя, приложив палец к губам.
Он присел у огня и принялся читать. Прошло немало времени, прежде чем он поднял голову и взглянул на меня. Глаза его были влажными — за время последних суровых испытаний это были его первые слезы.
— Быть так близко, уже на месте, видеть это своими глазами…
Майкл прочел то, о чем я не сказала матери. «Эмигрант» бросил якорь в устье какой-то реки вместе с другими кораблями, перевозившими ирландских беженцев. Пассажирам не позволили сойти на берег. Оуэн писал:
«Власти боялись распространения лихорадки. У нас почти не оставалось пищи и воды. В конце концов самые тяжелые больные, и Джози среди них, были вывезены в палаточный госпиталь — кроватей там не было, людей клали прямо на траву. Все было настолько переполнено, что некоторые остались лежать под открытым небом. Погода была ужасная, холод. На реке стоял лед. Они отвезли остальных на другую сторону острова, где больных от здоровых отделяли британские солдаты. Нам приходилось покупать еду для себя. Доктор, живший на острове, продавал молоко своих коров по двойной цене по сравнению с ценами в Квебек Сити. Джозеф и Хьюи рыскали повсюду вокруг, пытаясь разыскать Джози и детей. Когда за нами пришел пароход, чтобы отвезти нас в Квебек, мальчиков я уже не видел. В Квебеке мы пробыли три недели, и от местного священника я слыхал, что Джози умерла, а ее детей взяла к себе какая-то французская семья. Очень надеюсь, что мальчики остались живы, но я в этом не уверен».
Последнюю часть письма Оуэна Майкл прочел шепотом:
«Я пишу вам, чтобы вы оставались дома. Запомните эти названия: «Вирджиниус», «Агнес», «Ларч». Это корабли-гробы, но есть еще десятки таких же ужасных. В море и на том острове похоронены уже тысячи людей. Одному Господу известно, сколько из нас переживут эту зиму. Майкл, здесь говорят, что в прошлом году в Квебеке появлялся один человек с золоченым посохом. Никаких имен я здесь не привожу. У него были немалые проблемы, но говорят, что сейчас он в хорошей форме и трудится ради дела. В Соединенных Штатах должно быть лучше, чем здесь. Когда мы доберемся туда, я вам напишу. Надеюсь, что у вас и всех остальных все хорошо. Искренне ваш Оуэн Маллой».
— Патрик, — сказал Майкл. — Он жив. Можно сказать спасибо Господу хотя бы за это.
Я кивнула. И подумала, что сейчас он скажет: «Разве не хорошо, что мы не поехали с ними? Ведь это мы могли там умереть от лихорадки, это нас могли похоронить в открытом море или на том проклятом острове, это наши дети могли остаться сиротами или потеряться». И мне было бы нечего ему ответить, кроме одного: «Ты был прав».
Но он ничего не сказал.
— Я люблю тебя, Майкл Келли, — прошептала я.
— Ух ты, — удивился Майкл. — Это, конечно, хорошо. Но почему ты говоришь это именно сейчас?
— Я люблю тебя за то, что ты играешь с мальчишками. Детям необходимо смеяться. И за то, что ты плачешь о Деннисе и Джози… И за то, что не укоряешь меня: «А ведь я же говорил!..» И еще за массу других вещей.
Я села рядом с ним у огня. Мы вслушивались в дыхание семерых спящих детишек — ровное и сладкое. И здоровое.
Мы улеглись на нашу соломенную постель, и я вытянула руки и ноги. Мне никогда не приходило в голову благодарить Бога за просторное место для спанья, хотя я с детских лет ненавидела тесноту. Я любила разбросать конечности по сторонам, никого не задевая. Даже несмотря на то, что я могла прислоняться спиной к Майклу, мне все равно было необходимо пространство. Я не вынесла бы, если бы мне пришлось спать в переполненном деревянном ящике впритирку с незнакомыми людьми.
Когда я смотрела на «Кушламакри», идущий под парусами через залив, он представлялся мне очень широким и высоким. Так неужели все эти корабли — плавучие кладбища? Корабли-гробы, как назвал их Оуэн Маллой, везущие людей к их могилам в пучинах жестокого моря или на чужой земле. Выходит, никакого бегства, никакой Америки. С другой стороны, Маллои пережили этот путь через океан, и десятки тысяч других вместе с ними. Но риск, ужасный риск. А у нас сейчас есть наша pratties и хороший урожай. Я все не могла успокоиться, думая о Деннисе и Джози, да упокоит Господь их души, о Джозефе, о Хьюи, о маленьких девочках… и о Патрике Келли.
— Как думаешь, что Оуэн Маллой имел в виду, когда написал, что у Патрика «были немалые проблемы»?
— Похоже на тюрьму, — сказал Майкл. — Но сейчас его отпустили. Однажды мы еще услышим о нем. Это на него похоже. Письмо от него еще придет.
* * *
Майра не пришла, чтобы помочь нам со сбором урожая. Сейчас в ней больше нуждалась мама, убитая горем. Не было даже поминальной панихиды, которая могла бы облегчить ее боль от этих смертей. Что еще хуже, возможности сходить на могилу Денниса и Джози на барнском кладбище у нее не появится никогда.
В полдень работники разожгли костры и поставили на них котлы с водой, чтобы сварить причитающуюся им картошку прямо в поле. Каким-то образом им удалось сохранить у себя эту кухонную утварь, несмотря на то что их выдворили с их земли или загнали на четверть акра.