— Ты находишь это забавным? — начал он тихим голосом, чтобы не разбудить детей, но я услышала злость в его интонации.
Я поднялась, подошла к нему и встала рядом, не говоря ни слова. Он тоже молчал. Я ждала. В конце концов он все-таки заговорил первым.
— Мы не можем все уехать отсюда, — начал он. — Человек имеет право жить в своей родной стране, кормить здесь своих детей, придерживаться своей веры. — Он умолк.
— И даже уделять какое-то время музыке? — ответила я. — И заниматься любовью со своей женой? И скакать на своих лошадях?
— Да, право на все это, — подтвердил Майкл. — На земле, где он родился.
— Я не говорю, что хочу уезжать, — сказала я, — но…
Он повернулся ко мне:
— Но в твоем сердце постоянно одно и то же — Америка, Америка…
— Лишь из-за желания, чтобы мы все остались живы.
— Мы будем живы, — сказал он. — Земля возродилась.
— Но, Майкл, что толку, что земля здорова, если весь воздух пропитан холерой или лихорадкой? — возразила я.
— В Нокнукурухе нет болезней и никогда не будет, — угрюмо сказал он и вновь перевел взгляд в окно.
— Но… — начала было я и умолкла.
Зачем спорить, доводя все до предела? Я делала вид, что причина спора — в нашем разговоре, но на самом деле к нему меня подталкивал собственный страх, который неустанно твердил: «Беги. Беги. Беги же!» Я своенравна. И хочу, чтобы было по-моему. Бабушка была права на этот счет, и Майкл это тоже знает. Он думает, что я не доверяю ему, что я не верю в то, что он сможет уберечь нас. Это неправда. Я просто… Просто что?
Я тронула Майкла за плечо:
— Я думаю, что в Нокнукурухе, вдали от больных и зараженных лихорадкой, мы в достаточной безопасности, — сказала я ему.
Мы остались живы на «жупелах Пиля», крапиве и глотке супа, растянутом и вылизанном из чашки. Мы выжили. И будем жить дальше. Я обняла Майкла рукой за стан, и мы с ним стали вместе смотреть в наше замечательное застекленное окно.
— Там в темноте лежит залив Голуэй. Мы его не видим, но он там есть, — сказал он. — Когда я бежал по пляжу, а потом нырнул в море тем летним утром восемь лет назад, то понятия не имел, что ждет меня впереди. Я бросил все, что было мне знакомо. И встретил тебя. Мы с тобой подарили новую жизнь. У нас четверо детей. Мы страдали и выжили. Не проси меня покинуть все это!
Я тоже смотрела в темноту, представляя себе «Кушламакри», идущий под парусами под радугой по заливу и дальше, через море, в Америку. Но потом картина поблекла и растаяла.
Теперь Майкл повернулся ко мне:
— Ничего не бойся, Онора. Я с тобой.
— Мой герой из морской пучины, — прошептала я. — И я с тобой. Здесь, на этом Холме Чемпионов.
— Faugh-a-Ballagh, — сказал Майкл и поцеловал меня.
Глава 18
— Хорошее начало — половина дела! — заявил Майкл разношерстной команде, которую он позвал убирать урожай с наших полей во вторую неделю октября 1847 года.
Пэдди и Джеймси тут же подхватили и принялись весело напевать:
— Хорошее начало — половина дела! Хорошее начало — половина дела!
Наши работники — их было пятеро, один худее другого — относились к новой категории, выдуманной нашим правительством, — «трудоспособные безработные». Один был с окраин графства Мейо, второй — из Коннемары, а остальные — из Слайго. Женщин и детей не брали в работные дома, оставляя там места для этих мужчин. Сейчас это была единственная группа людей, которая могла на законных основаниях получать помощь для неимущих. Безумие.
Они были счастливы покинуть работный дом даже ради той мизерной платы, которую мы им обещали. Обещали, потому что деньги появятся лишь после продажи урожая.
Майкл заключил договор с Билли Дабом, который тоже был здесь: ходил по полям, оценивал тяжелые колосья пшеницы и золотистые метелки овса, делал какие-то пометки в своей записной книжице. Майкл показал ему арендный договор Маллоя, но тот лишь бросил: «Хорошо, хорошо». Было видно, что легальность сделки его не очень-то заботит. Теперь, когда Джексон уехал, Билли был только рад забыть далекого агента Мерзавцев Пайков из дублинской компании. Он заберет весь урожай, нет проблем, и продаст его — с прибылью. Ná habair tada. А если кто-то придет за рентой, мы ее заплатим, но все равно нам на пропитание останется наша картошка.
Работники начали убирать пшеницу. Вначале они шевелились медленно, но по мере того, как их тела вспоминали движения, срезание колосьев, переноска и увязывание снопов шли все быстрее. Это был тяжелый труд, но не та бессмысленная возня на строительстве дорог. В полдень мы с Майрой вынесли им обед. Мужчины молча уставились на горы картошки перед собой.
— И сколько мы можем отсюда взять? — наконец спросил самый молодой из них, парень из Коннемары.
— У нас в закроме еще много, — ответила я. — Ешьте.
— Просто у меня в шалаше у дороги на Мойкуллен осталась жена с маленьким ребенком, и я хотел бы отнести им половину того, что мне будет позволено взять.
Подобные просьбы оказались у всех.
— Вы должны есть, — сказала я, — иначе у вас не будет сил для работы.
Майкл решил, что каждый из них может взять по пять картофелин для еды себе и еще пятнадцать забрать домой. Это привело их в полный восторг. Они накинулись на картошку и, пока ели, рассказывали нам, почему у них нет собственной pratties. У двоих не было посадочной картошки, еще двоих выгнали с их участков, а самый старший, пришедший из Мейо, заявил, что он просто разуверился в земле и бросил ее, убежденный, что в ней осталась картофельная чума.
— Что бы мы, Майра, делали без тебя и без той посадочной картошки, которую ты принесла с собой? — сказала я сестре, когда мы вдвоем возвращались в наш дом.
После обеда Пэдди и Джеймси, а также Джонни Ог, Дэниел и даже Шелковый Томас — это прозвище прочно приклеилось к нему — работали вместе с мужчинами. Мы с Майрой забрали Стивена, Грейси и Бриджет в Барну.
— Там они могут поиграть на пляже, но подальше от госпиталя для больных лихорадкой, — сказала Майра.
Как в детстве, мы уселись поболтать на камнях на берегу, а Бриджет начала играть с Грейси и Стивеном.
— Бриджет — настоящая маленькая мама, — заметила Майра. — Нам с тобой нужно было рожать больше дочерей.
— Детей у нас уже достаточно, — начала я, но умолкла, увидев маму, которая торопливо шла в нашу сторону. — Майра, она размахивает письмом!
Я подхватила Стивена и Бриджет, Майра схватила Грейси, и мы побежали навстречу маме. Американское письмо — ну наконец-то!