— Я сказала, что подумаю.
— Но ты не можешь! И не будешь этого делать!
— Почему бы и нет? Он сказал, что уже через месяц я смогу снять себе квартиру. Сказал, что такие женщины, как я… ну, привлекательные… у них особые клиенты. Я буду сама за себя отвечать. Я смогу забрать наших мальчиков с бойни и отправить в школу их всех, мы сможем одеть их в приличную одежду, а не в обноски от Шихи. На Хикори 2703 освобождается пятикомнатная квартира. Маклафлины уезжают дальше на юг. Мы сможем переехать туда к Рождеству.
— Но ты же не хочешь этого делать, Майра, — сказала я.
— Не хочу, Онора, — едва слышно шепнула она мне. — Мне бы хотелось подразнить тебя, немного построив из себя потаскуху, но на самом деле…
Она умолкла. Я обняла ее.
— Ты уже однажды принесла себя в жертву. И не должна делать этого снова. Я вернусь в школу и заберу наши шесть долларов. А ты обещай, что забудешь о Ма Конли. Как-то выкрутимся, Бог нам поможет. Мама всегда говорила: «Божья помощь ближе, чем порог дома».
— Мама, — протянула Майра. — Живы ли они с папой? Мы даже не знаем.
— Майра, Майра… — Я прижала ее к себе. — Не отчаивайся только, прошу тебя. Ты не можешь этого допустить.
— Я чувствую себя загнанной в угол, Онора. Проделать такой путь, бросить все — ради чего? Ради этого?
— Ты сейчас о Новом Орлеане? Полагаю, мы могли бы что-то придумать…
— Не обманывайся, Онора. Мы застряли здесь.
— Пойду верну шесть долларов.
— Но я хочу, чтобы мальчики ходили в школу. Я хочу…
Внизу хлопнула входная дверь, и мы услышали шаги постояльцев на лестнице.
— Послушай, Майра. Каждый из этих мужчин уезжал, не имея практически ничего, как и мы. А теперь они прилично зарабатывают и еще отсылают деньги домой. И мы будем.
— Действительно прилично зарабатывают, говоришь? — Она взбила свои белокурые кудри. — Скоро вернусь, — бросила она и спустилась по лестнице вниз.
* * *
— Насчет денег на школьную одежду можно не беспокоиться — все улажено. Постояльцы сбросятся для наших мальчиков. И все благодаря Жемчужине, — сказала Майра. — Она просто попросила парней, не дав им взамен ничего, кроме своей улыбки.
— Спасибо, Майра. Спасибо, Жемчужина, — прошептала я.
* * *
Следующим вечером, вручая нам деньги у Молли на кухне, Барни Макгурк произнес речь:
— Теперь учителям не к чему будет придраться.
Барни был из тех ирландцев, которые в течение многих поколений влачили жалкое существование, из последних сил выживая в горах графства Тирон. Он уехал оттуда за много лет до Великого голода. Вероятно, его заработная плата сохранила жизнь его близким на родине. Молчаливый мужчина, постарше остальных, не принимавший участия в непринужденной болтовне или подшучиваниях. Непонятно, что научило его держать язык за зубами — его суровые родные края или Америка. Внешность у него была приятная — вытянутое лицо, седеющие волосы, темные глаза.
— В этих глазах прячется тайна, — как-то сказала о нем Майра.
Но сегодня вечером, когда Барни вручил нам четыре собранных доллара, слова лились из него потоком. Он сказал Джеймси и Дэниелу, что учителя будут говорить всякие нехорошие вещи о католической церкви.
— С вами будут обращаться там не так, как с учениками-протестантами, с американцами, — наставлял он их.
Мальчики лишь кивали, хотя понятия не имели, что он имеет в виду.
— Я служил в американской армии, воевал в Мексике, где все мы, солдаты, были одеты в одну форму, но для разных наказаний всегда выбирали католиков. Американцы — англичане. Они ненавидят нашу веру. Не забывайте об этом. И будьте начеку.
— Но, Барни, я уверена, что в школе все иначе, — вмешалась я. — И даже если директор невоспитан и груб, учителя, конечно же, будут рады детям с такой тягой к учебе.
— Я тоже надеюсь на это, миссис, — ответил Барни, — но купите этим ребятам готовые брюки. Причем купите их в Чикаго.
* * *
Молли, согласившаяся приглядеть за нашими младшими, напутствовала нас не бояться большого города. Поэтому на следующий день, взяв с собой Томаса в качестве гида, мы отправились в Чикаго.
— Мистер Хаф сказал, что я могу взять отгул, чтобы помочь своим маме и тете, — объяснил он.
На нем были сюртук и брюки, принадлежавшие когда-то одному из сыновей мистера Хафа, — подарок от жены босса.
— Она говорит, что я очаровательный, мама, — рассказывал нам Томас.
Он познакомился с ней, когда принимал поручения.
— Я уже знаю весь город, — хвастался он.
Стояла первая неделя декабря, и холодный ветер хлестал нас немилосердно. Джеймси и Дэниел плелись за мной, закрывая лица моими юбками. До Чикаго было добрых четыре мили, но Томас сократил это расстояние, срезая путь через участки прерии с высокой травой с высушенными до хрупкости стебельками. Затем мы свернули на широкую дорогу, где замерзшая колея в грязи была прихвачена льдом.
— Нам повезло, — рассуждал Томас. — Когда грязь мягкая, она доходит мне аж до щиколоток.
А потом как-то сразу мы оказались в Чикаго, который разом обрушился на нас.
— Уобаш-стрит, — сказал Томас. — Центр Чикаго.
Полная сумятица и неразбериха.
Толпы людей, в основном мужчины, сталкивались друг с другом на узких тротуарах, на несколько дюймов возвышавшихся над дорогами, забитыми лошадьми, повозками и каретами всех мастей и разновидностей. Споткнешься — и тебя раздавят. Одна улица оживленнее другой. Томас сыпал названиями: Стейт-стрит, Лейк-стрит, Мичиган-авеню. Некоторые были названы в честь американских президентов, говорил он, — Вашингтона, Джексона, Адамса.
— А это Дирборн — в честь форта Дирборн, откуда начинался Чикаго, — продолжал он.
Барни Макгурк рассказывал нам, что этим фортом командовали ирландцы, когда тридцать лет назад его уничтожили индейцы. Для Ирландии это не срок, но для Чикаго — целая вечность.
Навозный смрад здесь смешивался с запахом дыма, поднимавшегося из целого леса печных труб. Шум стоял невероятный. Кучера орали на толпы пешеходов, пытавшихся перебежать улицу перед ними, а затем хлестали своих лошадей — бац! Скрип колес, вопли негодования… Когда мы проходили мимо строительных площадок, между которыми могло быть всего несколько шагов, оттуда доносилось постоянное «бум», «бум». Казалось, что, начав строить город утром, они собирались к вечеру закончить.
— Жуткий хаос, а не город, — сказала я Майре.
Но Майра лишь улыбалась. На ней была все та же красная шаль, которая ее совсем не грела. Ей бы взять одеяло у Молли, чтобы укутаться потеплее, но она настояла на своем. А теперь еще и развела руки в стороны. Холодный ветер тут же подхватил шелковые полы.