— Так что на обогрев здесь много тратиться не придется, — сказала она.
Питер Догерти собрал всех детей и вместе с нами повел их в конец улицы.
— К Миссисипи, — с гордостью объявил он. — Четвертая река в мире по своей длине — никакая речка у Sassenach и близко не сравнится с ней.
Он показал на воду и сказал, что «Ривер Куинн» пять дней будет везти нас по Миссисипи, а потом по реке Иллинойс до местечка под названием Ласаль, где мы на сутки пересядем на баржу для плаванья по каналу.
— В Чикаго вы будете через неделю, если считать от сегодняшнего дня.
— А вы знаете кого-нибудь в Чикаго? — спросила Майра у Энни.
Та ответила, что не знает.
— Поговаривают, что это суровое место.
— А вот Новый Орлеан — очаровательный город, — сказала Майра.
— Не могу с вами не согласиться, — ответила Энни.
Потом Питер Догерти отвел нас обратно к дому сестры Генриетты. Он был удивлен, увидев, где мы остановились, но почтительно поднял шляпу перед сестрой Генриеттой и сказал, что зайдет за нами завтра, чтобы решить вопрос с обменом денег и нашими билетами.
— Нужно будет дать часть наших долларов сестре, — сказала я Майре, когда мы поднимались по ступенькам крыльца.
Она кивнула и хотела что-то ответить, но тут появилась мадам Жак и увела нас.
— Venez, venez
[52].
Мы последовали за ней на большое открытое пространство, куда рабы приходили молиться, петь и танцевать. Называлось оно Площадь Конго.
— Здесь мы поддерживаем традиции наших предков, — пояснила она.
Бой множества барабанов со всех сторон — мужчины, женщины и дети двигались в танце в едином ритме, словно одно большое сердце.
Лоренцо и Кристоф потянули наших детей в один из рядом танцующих кружков. Когда дети прилично утомились, мадам Жак принесла нам куски изумительно вкусного мяса, поджаренного на одном из многочисленных костров, разожженных вокруг.
— Это еще вкуснее, чем бананы и печенье, — сообщил мне Джеймси.
Когда мы уходили, мадам Жак показала на очень высокую красивую женщину, всю в белом.
— Это кузина сестры Генриетты, Мария Лаво, — сказала она. — Ей знакомы все ритуалы нашей африканской религии. Я попрошу ее благословить вас.
Мадам Жак выстроила нас в ряд перед Марией Лаво, и та положила свою ладонь по очереди на головы наших детей. Они стояли очень смирно, когда она нагибалась к каждому и шептала ему на ухо несколько слов. Мы с Майрой также протянули ей Стивена и Грейси для благословения.
Затем Мария Лаво взял меня за плечи и заглянула мне в глаза.
— Soyez forte, — сказала она мне. — Будь сильной.
Затем она перешла к Майре и сделала то же самое с ней.
— Soyez sage, — сказала она Майре. — Будь мудрой. И осторожной.
* * *
Мы все очень устали. Вернувшись к сестре Генриетте, сразу уложили детей спать.
— Мы тоже должны поспать. Завтра нам предстоит много сделать. «Ривер Куинн» выходит на закате, — сказала я Майре.
— Мне нужно с тобой поговорить, — ответила она. — Выйдем на крыльцо. Садись, — показала она на качели.
Какое-то время мы сидели молча, тихонько раскачиваясь взад-вперед в объятьях теплой ночи, пропитанной сладковатыми ароматами цветов.
Потом сестра нарушила тишину:
— Онора, мы должны остаться в Новом Орлеане. Будем дурами, если уедем отсюда.
— Майра, мы должны ехать в Чикаго. Я обещала Майклу. Патрик Келли ждет нас там.
— Майкл умер, Онора, и очень на то похоже, что Патрик Келли тоже.
— Мама, — вдруг услышала я.
Обернувшись, я увидела Пэдди.
— Что ты тут делаешь? Ты должен уже спать.
Я встала с качелей и подошла к нему.
— Мы завтра уезжаем.
— Нет, мама, — сказал Пэдди. — Нам нравится здесь. И мы все хотим остаться. Тетя Майра сказала нам, что мы можем это сделать.
— Что? — Я вопросительно взглянула на Майру.
Она подошла ко мне:
— У нас с мальчиками был разговор, Онора. И, конечно, все имеют право голоса, когда речь идет о том, где нам поселиться.
— Мы едем в Чикаго, — отрезала я.
— Что? Ты считаешь, что можешь раздавать приказы и я буду им беспрекословно подчиняться? Не буду, — сказала Майра. — А еще ты должна прислушиваться к мнению своих сыновей.
— Пэдди? — обратилась я к нему.
Но у него за спиной уже стояли Джонни Ог, Томас, Дэниел и Джеймси.
— Мы будем зарабатывать деньги, танцуя с Лоренцо и Кристофом, а Томас будет собирать монеты у зрителей, — сказал Пэдди.
Я попыталась привести им свои аргументы практического толка. Ситуация такова: мы — две женщины с восемью детьми, и один еще должен вскоре родиться, а денег у нас мало. Мы нашли здесь доброту, нас тепло приняли, но сестра Генриетта и Догерти сами борются за существование. Они могут оказать помощь путешественникам на несколько дней, но нельзя рассчитывать на то, что они будут принимать нас неопределенно долго. Однако Майра и мальчики ничего не хотели слушать.
— Мы уже тренировались, мама, — сказал Джеймси.
— И ты тоже, Джеймси? — удивилась я.
— Мы могли бы дать Джеймси дудочку, тетя Мед, — вставил Дэниел.
— Новый Орлеан очень даже хороший город, — поддержал их Томас.
— Так что ты перед лицом бунта, Онора, — подытожила Майра.
— А ты — его предводитель?
— Ты привезла нас в такую даль. У нас на руках есть сотня долларов — достаточно для хорошего старта.
— А что потом, Майра? Ты же сама слышала, что говорила Энни Догерти: всю домашнюю работу здесь выполняют рабы.
— Есть и другие способы зарабатывать. Похоже, в Новом Орлеане ценят красивых женщин, — заявила Майра, набрасывая на плечи свою красную шаль.
— Боже мой, Майра. Тебе, безусловно, нельзя разыгрывать из себя Жемчужину здесь, в Америке. А все шансы у тебя есть.
Майра взвилась и принялась кричать на меня. Кто я такая, чтобы судить ее после всего того, что она для меня сделала?
— Прошу тебя, Майра. Мальчики… — начала было я.
Но они, все пятеро, стояли молча, скрестив руки на груди, — маленькие мужчины. Сколько Джонни Огу? Почти девять. Пэдди — восемь, Томасу — семь, Джеймси — шесть, Дэниелу — пять.