— Вы что, хотите, чтобы вас затопило и все потонули? Ведите себя тихо, старайтесь вдыхать меньше воздуха — и все с вами будет хорошо!
Меньше дышать? Когда вокруг рыдают наши дети?
Корабль накренился и резко повернул. Мы бы точно вылетели с койки, но на наших ногах лежали старшие мальчики, и их вес удержал нас на месте.
— Святая Коламба, — начала Мэгги Догерти.
— Помолись за нас, — продолжили мы.
— Благословенная Святая Бригитта, — сказал кто-то.
— Помолись за нас, — отозвались мы.
— Аминь, — закончила Сара Джонсон.
Семья за семьей, все начали обращаться к своим святым. Многие имена я никогда не слышала — это были местные монахи и монахини, праведные мужчины и женщины, проживавшие в их краях: Комгалл и Колман, Финтан и Фергал, Давнет и Деклан.
Я прибавила к ним Мак Дара, Святого Энду и его сестру Фанхеа, а затем еще и Греллана от Келли.
Пресвитерианцы тоже присоединились к нам, повторяя после каждого имени: «Помолись за нас». И это несмотря на то, что мистер Уилсон укорял их:
— Берегите дыхание! Не взывайте к язычникам!
Но никто не обращал на него внимания. Воздуха на препирательства не хватало — лишь на глухое бормотание:
— Помолись за нас, помолись за нас.
Эти звуки давали утешение, они успокаивали детей и усмиряли наши страхи.
После десяти часов такой болтанки морская болезнь одолела всех, даже самых крепких. Блевотина текла с наших коек на пол, смешиваясь там с морской водой, пробивавшейся сквозь каждую щель и отдушину.
— Все, мы выходим! — крикнул кто-то, и несколько человек, вскочив со своих коек, попытались подняться по ступеням, содрать задраивавшую выход парусину и выбраться наружу.
— Назад! — крикнул Чарли Догерти.
В поднявшейся панике могли затоптать десятки людей.
Майра прижимала к себе Грейси на одном конце нашей койки, я держала на руках Стивена на другом. Остальные дети крутились между нами — все плакали, даже Пэдди всхлипывал.
Мы с Майрой пели им колыбельную песню нашей мамы.
И наконец шторм ослаб. Матросы подняли края парусины. Мы жадно глотали воздух.
— Слава богу. Слава тебе господи, — слышалось со всех сторон.
* * *
На следующий день море успокоилось, в небе засияло солнце. Капитан разрешил всем выйти на палубу. Мы поздравляли друг друга с тем, что выжили, восхваляли Господа и всех его святых, дружно соглашались, что все ирландцы — народ исключительно отважный. Будь то католики или протестанты.
Капитан сообщил, что мы покинули северную Атлантику и теперь идем по южному маршруту.
По-прежнему держалась хорошая погода, и через две недели после шторма Чарли, муж Мэгги, пришел, чтобы рассказать нам новость: он слыхал от капитана, что через четыре дня мы будем на месте.
Чарли, невысокий мужчина с рыжеватыми волосами, очень гордился своей осведомленностью. Он часто упоминал своего брата Питера из Нового Орлеана, у которого уже есть работа для него.
— В Америке полно работы, — разглагольствовал он.
Мы были в море уже тридцать шесть дней. Выходило, что наше путешествие будет сорокадневным — и это очень нравилось Саре Джонсон.
— Мы совсем как Ной, — сказала она Чарли, — и вскоре увидим птицу с оливковой ветвью в клюве. Возвещающую о близости земли.
* * *
— Мы прибываем завтра, — объявил капитан.
В последний вечер все пассажиры вывалили на верхнюю палубу. Садившееся солнце словно тянуло нас за собой на запад, в сторону нашей новой родины. Парившие в вечернем небе птицы порой резко устремлялись вниз, к воде.
Патрик Доннелли, один парень из Донегала, и Сэм, старший сын Сары Джонсон, вынули свои скрипки и принялись играть ирландский рил. Слушая эту музыку, мы просто не могли усидеть на месте.
Заказывая музыкантам мелодию, никто не выкрикивал: «Стены Лимерика» или «Осада Энниса». Зачем обижать кого-то? Кто знает, как другие называют свои танцы? Сегодня, на сороковой день плавания, в эту теплую ночь и на устойчивой палубе под ногами, лично я с радостью станцевала бы рил под названием «Битва на реке Бойн».
— А они умеют двигаться, хоть и протестанты, — заметила наблюдавшая за танцами Мэгги. — Завтра. Уже завтра мы ступим на землю Америки.
С этими словами она встала и присоединилась к танцующим.
Я сидела в стороне и держала Стивена и Грейси, пока не пришла Бриджет. Она взяла их за руки и увела в кружок скачущих и вертящихся под музыку детей. В ожидании скорого схождения на сушу все уже твердо и уверенно держались на ногах.
Пары танцующих сходились и сбивались в кучу. Какой-то парень из Гринкастла крикнул:
— Раскрутите свою партнершу, пусть снова почувствует себя как дома.
Майра подстроилась под шаг моряка и закружилась с ним в сторону.
Взрослые танцевали по правилам, но дети скакали и ныряли беспорядочно, не заботясь о соблюдении шага. Пэдди и Джеймси хлопнули в ладоши и взялись за руки, сделав для других детей «мостик», чтобы те пробегали под ним.
В такую ночь Майкл, несомненно, мог бы сыграть на своей волынке замечательную музыку.
На темных океанских волнах играли отблески ярких звезд и полумесяца луны. Это было 31 октября 1848 года, канун Самайна, — ночь, когда встречались и перехлестывались наши прошлая и будущая жизни. Я подняла глаза к небу. Видишь ли ты, Майкл, как мы заканчиваем пересекать океан, далеко-далеко от нашего дома? Мы выжили в этом плавании, которое убило Денниса и еще множество других людей. Их приняло море, и мрачные воды у меня за спиной стали для них кладбищем. Если бы ты был сейчас здесь, a stór, ты, наверное, сыграл бы и печальную поминальную песнь. Сначала ее, потом танец, а затем ударил бы марш, чтобы поднять наш дух и вселить в наши сердца отвагу. Faugh-a-Ballagh!
* * *
Вскоре после рассвета нас разбудили крики моряков: «Земля! Земля!» Ближе к вечеру мы зашли в устье большой реки — до порта Новый Орлеан оставалось всего несколько часов пути.
— Это большая удача, — сказал Чарли Догерти, — приехать в Америку через Миссисипи.
Штормы частенько прибивали корабли, направлявшиеся в Нью-Йорк, к скалистым берегам северной части атлантического побережья. Здесь же «Сьюпериор», повторяя изгиб реки, зашел в городскую гавань в форме полумесяца.
— Полегче, — сказал Чарли, наблюдавший вместе с остальными пассажирами, вывалившими на палубу, за тем, как матросы бросают якорь.
Как только судно остановилось, нас всех, словно теплым одеялом, накрыла жара — как будто воздух был наполнен паром от тысяч кипевших котелков.