Исключительные - читать онлайн книгу. Автор: Мег Вулицер cтр.№ 96

– Променяла бы. Я понимаю.

Этот разговор, казалось, почти оживил его, будто он почувствовал, что наконец-то снова может смотреть на мир, как Жюль. Он увидел его сквозь ее прозрачную призму, когда она собиралась уходить.

– Прекрати понимать. Все это бред собачий, Деннис, – сказала Жюль. – Весь этот разговор. Хотела бы я избавиться от твоей депрессии? Хотела бы я обменять тебя нынешнего на тебя без депрессии? Ну, конечно, безусловно хотела бы. Но разве ты не хочешь того же? Разве мы оба этого не хотим?

С тех пор, как пять лет назад его сняли с ИМАО, Деннис редко оживлялся. Вместо этого он продолжал бороться с тем, что его фармаколог, доктор Бразил, называл то «низкоуровневой депрессией», то «атипичной депрессией», то «дистимией». Некоторые люди, говорил доктор Бразил, просто очень трудно поддаются лечению. Они могут жить, иногда довольно полной жизнью – не валяются в кровати в оцепенении, – но им всегда плохо. Деннис не умирал и не сдавал от своей атипической депрессии, как бывало в колледже, но тем не менее она не прекращалась. Она все время была с ним, как пятнышко на сетчатке или как хронический кашель. Были испробованы разные лекарства, но ничто не помогало надолго, или если лекарство помогало, из-за побочных действий приходилось отказаться от него. В первое время чередования лекарств некогда отмененный ИМАО был возвращен, но его действия хватило ненадолго. Химия мозга Денниса явно изменилась после инсульта, и ИМАО был вроде бывшей возлюбленной, которая в свете нового дня кажется уже неподходящей.

Оставшись без работы, Деннис вплотную занялся поиском новой, но ничего не нашел. Он не мог рассчитывать на хорошую рекомендацию из клиники после своего «возмутительного обращения с пациентом», как обещала написать во всех письмах к потенциальным работодателям миссис Ортега. Как бы то ни было, Деннис не хотел устраиваться на работу. Он признался Жюль, что боится того, что еще может увидеть внутри человека. Они с Жюль заговорили об этом, лежа ночью в кровати.

– Что, по-твоему, ты можешь увидеть? – спросила шепотом Жюль.

– Все что угодно.

– Я никогда заранее не знаю, что должна увидеть, когда кто-нибудь заходит ко мне в кабинет, – сказала она. – Мне хотелось бы иметь оборудование для осмотра. Я завидую этой твоей штуке, как ее, трансдьюсеру… но ты его не переносишь. Моя работа такая топорная, и только иногда мне кажется, что я на верном пути. Словно кто-то действительно изменился после сеанса. У тебя был хороший глазомер, Деннис. И ты разбирался в своем деле. Не забывай об этом. У тебя было это и еще оборудование. Все вернется, когда тебе станет лучше, когда ты сможешь работать.

Деннис, глядя в потолок, ответил:

– Я разбирался в своем деле. Сейчас я не хочу в нем разбираться. Сама мысль о том, чтобы заглянуть глубже, невыносима. Потому что непременно обнаружишь нечто ужасное.

– Не знаю, для того, кто не может заглянуть глубже, это своего рода глубокое наблюдение, – сказала Жюль. – Тебя в тебе осталось еще много, Деннис, больше, чем ты думаешь. Ты не умер. Если бы ты умер, это было бы совсем другое. Но ты жив.

Ей хотелось как-то приободрить его, даже испытать на нем свои скромные целительные силы и вернуть его. Всего несколько дней назад ее последняя пациентка, шестидесятилетняя Сильвия Кляйн, которая на протяжении всех сеансов только рыдала, улыбнулась, рассказывая о том, как ее взрослая дочь, умершая три года назад от рака груди, была, как ребенок, без ума от Джулии Эндрюс, смотрела «Звуки музыки» бесчисленное множество раз и даже начала разговаривать с британским акцентом, спрашивая у матери: «Мамочка, похож мой акцент на настоящий?»

– Вы улыбались, когда думали об этом, – сказала ей Жюль.

– Я не улыбалась, – ответила Сильвия Кляйн, отодвинувшись, но затем опустила голову и очень нерешительно чуть-чуть улыбнулась снова.

– Может быть, и так, – признала она.

Но для Денниса Жюль мало что могла сделать, только составлять ему компанию за столом, брать вместе с ним напрокат фильмы в «Блокбастере», лежать с ним в кровати и слушать о том, что его дистимия не поддается воздействию. Потом, когда Жюль поняла, что нечаянно забеременела, они оба крайне встревожились – где брать деньги на ребенка и как младенец подействует на Денниса. Как подействует на ребенка отец с депрессией? Будет ли ребенок разговаривать? Деннис тревожился еще и о том, будет ли ребенок нормальным. «Что если он родится с нарушениями?» – часто повторял он.

– Столько может быть нарушений. Генетические изменения, уродство, – говорил он. – Ребенок может потерять часть мозга, Жюль. Я видел такое своими глазами. Целый кусок может отсутствовать. Он просто не вырастает. Или еще бывает гидроцефалия, вода в мозгу, это еще того лучше.

Он замучил ее своими страхами за ребенка и напугал тоже. На двадцатой неделе, когда Жюль собралась на УЗИ второго уровня – важное для беременной сканирование, – она попросила Денниса пойти с ней, хотя еще раньше он отказался ходить с ней на любые назначения.

– Не могу, – сказал он.

– Ты мне нужен там, – настояла Жюль. – Я теперь не со всем могу справиться сама, Деннис.

В конце концов он пошел с ней и сидел рядом в тускло освещенной маленькой комнатке, где молодой врач УЗИ выдавила целый холм геля на выпуклый живот Жюль и начала водить по нему трансдьюсером. Внезапно ребенок появился в поле видимости. Деннис не дышал. Он уставился на монитор, когда молодая женщина нажала несколько клавиш, и задал ей несколько напряженных, профессионально коротких вопросов. Жюль вспомнила, как на следующий день после их с Деннисом первой ночи, они ходили в зоопарк Центрального парка, где разговаривали о его депрессии и смотрели на пингвинов за стеклом. И снова они оказались в полумраке, снова смотрели на существо за стеклом. Врач сделала измерения, успокаивающе улыбнулась и сделала отметки.

– О, смотрите, она двигается, – сказал Деннис.

Он близко наклонился к монитору, к шевелящимся шероховатым картинкам, которые только он и врач могли понимать, и которые – для Жюль – были загадкой света и тени.

– Она? – переспросила Жюль. – Она? Мы не собирались узнавать пол.

– Я имел в виду вообще «ее», – быстро поправился Деннис. – Я не имел в виду пол.

Врач в эту секунду благоразумно отвернулась, и Жюль поняла, что Деннис лжет. Еще раз он не к месту скрыл важную новость в комнате УЗИ, но на этот раз никто по-настоящему не разозлился.

Родилась она, ребенок встревоженной матери и нестабильного отца. Когда Аврора появилась на свет, Деннис решил сидеть дома и растить ее. Если он так и сделает, поняли они, им не нужна будет няня, услуги которой они все равно не могли оплатить. Вкладом Денниса в содержание семьи стал не поиск работы, а забота о ребенке. Он был «домохозяин», как стали называть отца, сидящего дома, – не без некоторого осуждения, кстати сказать. Они с Жюль сели и обсудили, не ухудшится ли его депрессия, если он будет сидеть с дочерью весь день. Он хотел попробовать. Ему было интересно. Она поговорила об этом еще и с Эш и Итаном.