«Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Костицын cтр.№ 286

3) он устанавливал в лесу в Dampierre радио-отправитель, чтобы вступить в радиосношения с Москвой; это уже сверхроман: Николай Лаврентьевич, инвалид 74 лет, с трудом передвигающийся при помощи палки, отошедший от всяких дел, даже от своей любимой масонской ложи, и вдруг таскающий по лесу тяжелый радиоаппарат для непосредственных переговоров «с Москвой».

Смешно! Лицо, которое смотрело это dossier, вскипело и обещало поднять бучу. Нина Ивановна начала хлопотать в советском консульстве о визе для себя (ехать к мужу) и для падчерицы, которая хочет проехать к отцу и затем вернуться обратно в Париж. Ее и Софью Николаевну очень хорошо там приняли и обещали дать визы в самом скором времени. Не ограничиваясь этим, она предприняла другие шаги: обратилась к влиятельным масонам, и здесь выяснилась неожиданная вещь. Оказалось, что группа масонов 33 градуса, американской ориентации, принимает меры, чтобы отделаться от советских патриотов. Дело в том, что масоны 33 градуса обладали правом вето. Таким образом уже отделались от Игоря, от Товстолеса и сейчас от Голеевского…

Вечером — звонок. Пришла совершенно вне себя Ирина Михайловна Шашелева. Ты с ней в свое время встречалась. Муж ее был выслан еще летом и сейчас находится в Веймаре. Мы с ней очень долго разговаривали. Она на меня произвела впечатление умной и хорошей женщины и притом очень культурной. У нее в голове не прыгают зайцы, как у Нины Ивановны и Софьи Николаевны ^[1602].

* * *

7 февраля 1952 г.

Приобрел новое издание диссертации Н. Н. Лузина «Интеграл и тригонометрический ряд» ^[1603] и из него узнал, что Николай Николаевич умер 28 февраля 1950 года. Когда-то мы с ним были очень близкими друзьями. Несколько раз наша дружба прерывалась и восстанавливалась. Несомненно, это был крупный ученый и мелкий человек. Мне уже приходилось на этих страницах говорить о нем и, вероятно, еще придется. И я буду всюду рассказывать всю правду, какова бы она ни была, тем более, что в его биографии, приложенной к книге и написанной Ниной Карловной Бари, делается совершенно недопустимая попытка приписать Николаю Николаевичу качества и деяния, которые ему совершенно не принадлежали. Нина Карловна — очень хороший человек, но влюбленность ее всегда доводила до глупости и иногда хуже ^[1604].

* * *

8 февраля 1952 г.

После завтрака поехал в Studio 43, где должен был встретиться с Натальей Павловной Чернцовой. Я хотел ей показать прекрасный советский фильм «Дальневосточный экспресс» ^[1605]. Ты видела его без меня в ноябре или декабре 1949 года, кажется, с Пренаном, и тебе фильм чрезвычайно понравился. Ты захотела, чтобы я также посмотрел его, и настаивала до тех пор, пока я не сдался… Он мне тоже очень понравился, как и его музыкальный спутник — «Хор и оркестр Красной Армии в Германии». На следующий же день мы говорили об этом столько хорошего с M-me Collet, что она соблазнилась и пошла смотреть с мужем и матерью, и им тоже оба фильма очень понравились.

«Дальневосточный экспресс» хорошо поставлен, хорошо сыгран, весел, динамичен, показывает и наше строительство, и нашу молодежь. И вот я захотел снова посмотреть его и пригласил Наталью Павловну, надеясь, что этот наглядный урок вещей рассеет нелепые предрассудки. Не тут-то было. Мне редко приходилось видеть такое глупое непонимание, такую дикую ненависть к своему народу, такое отсутствие всякого социального инстинкта, такую пропитанность классовым эгоизмом и, главное-то, эгоизмом того класса, к которому она не принадлежит, но надеется принадлежать. Дура, дура и дура, и притом злая дура. Я очень доволен, что так и не сказал им о существующем между мной и ее мужем родстве. Я смогу очень легко прекратить это знакомство ^[1606].

* * *

10 февраля 1952 г.

Провел день в Garches у Ивана Ивановича. На этот раз Ассия была дома. Мне ее состояние не нравится: вид скверный, а нервность чрезмерная. Она все время придирается к мужу, а тот, умница, понимает, в чем дело, и ни гу-гу: так и надо. Настроение у нее — как будто она решила, что лекарства, режим и т. д. бесполезны и лучше делать, как хочется. Еще неизвестно, что хуже, что лучше. Курит, не переставая; пьет кофе в течение всего дня. Это называется медленное самоубийство.

После завтрака болтали, а с четырех часов начался сеанс télévision. Был показан совершенно идиотский фильм «Le loup des Malveneur»: ^[1607] уголовщина плюс психиатрия плюс мистика. Совершенно отвратительно. Передача очень плохая: неясности, перебои. После этого — женский журнал: моды, косметика, домоводство, немножечко о театре, немножечко о книгах — дамских. Ассия и Paule смотрели и возмущались: «Какие идиоты для каких идиоток составляют такие передачи?» По-видимому, это соответствует среднему уровню французских женщин. Ну уж нет: ради таких программ я не стану тратиться на приобретение аппарата. Если обычный радиоприемник может заменить слушание концертов, эти аппараты дальновидения не заменяют ни театра, ни кинематографа.

Вечером Иван Иванович отвез меня домой, и дорогой мы говорили об Ассии. Положение столь же трудно, как было у нас. Спорить с ней он не имеет права, но предоставлять ей свободу делать глупости тоже нельзя. Как же быть? ^[1608]

* * *

25 февраля 1952 г.

Смотрел советский фильм «Ленин в Октябре». Что же, сделан он хорошо. Средств не пожалели: собраны большие толпы статистов, и массовые сцены сделаны очень удачно. Не знаю, какой артист играл Ленина, — кажется, Щукин. Несомненно, он имеет некоторое внешнее сходство; несомненно, внимательно изучил весь материал о Ленине, его голосе, его жестах. И для тех, кто живого Ленина не видел, он может сойти за Ленина. Я бы поставил ему следующие оценки: жесты Ленина — четыре, внешность — три, голос — два. У него нет ленинской картавости, нет добродушно-насмешливого тона, нет ленинского спокойствия. Ленин умел выходить из себя, но иначе, не так истерично.

Лицо: профиль похож, но en face совершенно не похож; взгляд не тот. У Щукина нет в глазах той смешливой искорки, которая всегда была у Ленина. И, видя его глаза, не скажешь, что он умен, а Ленин был умен каждой частицей своего существа. К этому еще нужно прибавить монгольскую постановку глаз у Ленина, чего у Щукина нет. Далее — заученность жестов. Они — ленинские, и это сразу бросается в глаза. Но, посмотрев Щукина четверть часа, видишь, что эти жесты налагаются на иные мускульные и психические движения, и уверенно говоришь: «Нет, не Ленин». Что хорошо передано, это — ленинская деликатность, боязнь стеснить людей, глубокий социальный инстинкт, иногда в ущерб самому себе и делу.