Дарвин - читать онлайн книгу. Автор: Максим Чертанов cтр.№ 70

Летом 1864 года Дарвин продолжил наблюдать за вьюнами, у него было уже 100 разных видов. Как они приобрели подвижность и отрастили чуткие пальцы — усики? Да все так же: осваивая нишу. Когда обитаешь среди плотной растительности, трудно пробиться к солнцу, а надо: тот, кто родился чуть более подвижным или усатым, чем другие, получал преимущество. Фрэнсис помогал в экспериментах: на усачей навешивали грузы, отворачивали их от солнца, но они упрямо распрямлялись и хватались за опору. Статья о них «Движение и повадки лазящих растений» («The Movements and Habits of Climbing Plants») вошла в сборник Линнеевского общества, изданный в сентябре 1865 года. Надо было возвращаться к «Изменениям», а здоровье опять ухудшилось. Гукеру: «Бог знает, когда книга будет окончена, потому что чувствую себя слабым и в самые хорошие дни не могу работать более полутора часов; эта работа много труднее, чем писать о моих милых лазящих растениях». Вдобавок осенью хлынула новая волна критики в адрес «Происхождения видов». Французский физиолог Флуранс опубликовал разнос: «Книга месье Дарвина стала предметом всеобщего увлечения… Но какая путаница, какие вздорные идеи! Какой претенциозный и пустой язык!» Лично он, Флуранс, за свою долгую жизнь ни разу не видел, чтобы одно животное превратилось в другое, а значит, такого не бывает. Дарвин отвечать не стал: спорить с французами было ниже его достоинства.

Но и немцы, в общем его любившие, нанесли удар. Кёлликер назвал Дарвина телеологом: этот его хваленый «естественный отбор» то же самое, что «высшая сила», поскольку заботится о пользе животных, а на самом деле никто о животных не заботится, они развиваются под действием «внутренних сил». Какие это силы и как они действуют, Кёлликер не объяснял. На сей раз Дарвин рвался ответить — Лайель и Гукер отговорили, ответил за него Хаксли в «Естественноисторическом обзоре»: «Кошки хорошо ловят мышей. Телеология говорит, они делают это потому, что были специально созданы так, чтобы идеально ловить мышей… Дарвинизм утверждает, напротив, что никто специально не строил их так, а просто среди многочисленных вариаций кошачьих, многие из которых вымерли, некоторые кошки ловили мышей лучше других. Кошки существуют не затем, чтобы ловить мышей, а благодаря тому, что умеют их ловить».

Той же осенью Хаксли организовал сообщество сторонников новых идей в биологии — «Х-клуб». Вошли в него люди разного возраста, все уже влиятельные, члены Королевского общества: Гукер, Хью Фальконер, Джон Лаббок-младший (парламентарий, получивший звание рыцаря и имевший связи в высших кругах), физик Джон Тиндаль, социолог Герберт

Спенсер, медики Джордж Баск и Эдвард Френкленд, химик Томас Херст, математик Уильям Споттсвуд. Баск и Фальконер вновь выдвинули Дарвина на медаль Копли и пролоббировали решение. Вручение происходило 30 ноября, Дарвин не явился: хворал или схитрил, зная, что Сэбин его не любит и скажет какую-нибудь гадость. (Так могло произойти: в приветственном адресе Сэбин написал, что «Происхождение видов», сомнительная книжонка, отношения к медали не имеет, а наградили Дарвина за старые работы; Хаксли потребовал исключить эти слова и своего добился.) Целый год после этого разные общества слали Дарвину знаки отличия; он был избран почетным членом Берлинской академии, Эдинбургского Королевского общества и Королевского Медицинского общества. Но главная радость 1865 года — Хорас перестал хворать и в январе уехал в Клэпхем к братьям.

Было и горе: 31 января 1865-го умер Фальконер, ровесник Дарвина. Гукер — Дарвину: «Невозможность представить, что мы рождены лишь для ничтожного земного существования, дает мне некоторую надежду на встречу в лучшем мире… Я испытываю ужасающее чувство пустоты и унижения, которого не может заслонить радость научных открытий». Дарвин: «Я согласен, что медленный прогресс человека унизителен, но этот медленный прогресс и даже наша личная смерть в моем сознании отходит на второй план в сравнении с идеей, или скорее фактом, что Солнце охлаждается и мы все замерзнем. Миллионы лет прогресса, рождение все более просвещенных и хороших людей — и все кончится и наша планетная система обратится в раскаленный газ…» Сам он опять хворал, Лайелю писал, что стала болеть голова от чтения. И все же «Изменения» продвигались. В конце марта рапортовал Меррею: «Готовы 7 глав и остальные скоро будут, нет только заключительной», через несколько дней сказал, что можно начать рекламу книги, потом вновь отчаялся: неизвестно, когда она будет готова. 22 апреля 1865 года он от слабости не смог встать. Он не знал, что 9 февраля и 10 марта на заседаниях Общества естествоиспытателей австрийского города Брюнне (Брно, Чехия) Грегор Иоганн Мендель прочел два доклада, которые будут опубликованы в 1866-м под названием «Опыты над растительными гибридами».

* * *

Монах августинского монастыря Мендель (1822—1884) поступил в университет, изучал математику, зоологию, ботанику; вернувшись в монастырь, преподавал в школе, а на досуге экспериментировал с растениями. Часто говорят, что Мендель «придумал генетику» и «сформулировал законы наследственности». На самом деле он лишь описал несколько закономерностей, проявляющихся при размножении, закономерностей отнюдь не всеобщих, а редко встречающихся. Но очень важных.

Теоретики считали, что черты родителей в ребенке «сливаются»: у большого черного кота и маленькой белой кошки должен родиться котенок среднего размера, серого или черно-белого цвета. Практики видели, что так бывает не всегда. Но закономерности рождения котят или людей были слишком сложны, чтобы вывести какое-то правило. Мендель же изучал существо более простое — горох. У него бывают либо желтые семена, либо зеленые. Мендель скрестил желтый горох с зеленым, и все дети выросли желтыми. Казалось бы, эти желтые могут родить только желтых. Но они родили три четверти желтых и одну четверть зеленых. И так повторялось много лет: во втором поколении откуда-то вылезала четверть семян не в родителей, а в дедов. И никаких «средних» окрасов не было, и все остальные признаки никак не зависели от цвета.

Из этого следовало, что: 1) существует какой-то «потенциально формирующий элемент», определяющий цвет и только цвет (через 140 лет после публикации работы Менделя выяснили, какой элемент, то бишь ген, определяет окраску семян гороха: его зовут stay green, и он влияет на то, как быстро будет разрушаться хлорофилл, вещество, делающее растения зелеными); 2) один цвет «сильнее» другого; 3) «элемент», дающий семечку «слабый» цвет, не исчезает, а переходит к каждому четвертому потомку.

О том, что свойства растений или людей при зачатии не сливаются, а комбинируются, догадывались и раньше. Римский философ Лукреций Кар писал о «первоначалах», которые при скрещивании подвергаются «жеребьевке»: случай определяет, какие качества отца и матери получит потомок. В XVIII веке селекционеры замечали, что у некоторых растений родительские признаки отнюдь не «сливаются», Й. Кельрейтер писал, что гибриды первого поколения урождаются в одного родителя, а во втором поколении появляются похожие на дедов. Он толковал это как «тенденцию возвращаться к предкам». Случаи исчезновения признаков в первом поколении гибридов и их загадочного «выскакивания» в следующих описывали в начале XIX века многие британские садоводы. Т. Найт писал о том же горохе, что обеспечивающие цвет его семян «элементарные признаки» как-то передаются через поколения. Француз О. Сажре в 1825 году скрещивал тыквы и написал, что каждый признак (цвет, размер) определяется «зачатком», способным проявиться или остаться в «покоящемся состоянии».