Французское правительство 11 сентября дало резкий ответ на наш меморандум. Наши претензии были охарактеризованы как скрытое перевооружение. На это мы ответили, что Германия не видит для себя возможности принять участие в заседании комиссии по разоружению, которое должно было начаться 21 сентября. Британский посол в Париже сообщал о реакции на этот шаг французов следующим образом: «И месье Эррио, и месье Леже, временно исполняющий обязанности генерального секретаря министерства иностранных дел, независимо друг от друга самым убедительным образом заверили меня, что они рассматривают ситуацию как самую серьезную начиная с 1919 года. Франция не потерпит сокращения собственных вооружений при одновременном увеличении германских… невозможно убедить ее в том, что нынешние настроения в Германии не направлены против нее…» Это привело к получению нами от Великобритании, в полном соответствии с предложением мистера Стимсона, «нескольких резких слов». «Ввиду экономических трудностей, испытываемых Германией, открытие острой полемики в сфере политики следует считать неразумным. Кроме того, ввиду уступок, совсем недавно сделанных Германии ее кредиторами, такие действия должны расцениваться как крайне несвоевременные». Мы посчитали тон этого документа оскорбительным, а германская пресса называла ноту напоминанием о том обращении с нами, которое считалось приемлемым в 1919 году. Мы решили не отвечать ни Лондону, ни Парижу. Бумажная война вела в никуда. Я только сообщил британскому послу, что крайне разочарован недружелюбной позицией его правительства, в особенности ввиду полученных мной в июле в Лозанне заверений их премьер-министра в том, что он готов сделать все возможное для поддержки моего правительства. Я также сказал послу, что Эррио, после того как наши переговоры по вопросу заключения консультативного пакта были прекращены, выразил желание продолжить дружеский обмен мнениями.
Я ответил Эррио в интервью, данном германскому агентству новостей Вольфа: «Способ, которым воспользовался месье Эррио для того, чтобы известить другие правительства о нашем предложении, не озаботившись хотя бы из простой вежливости сначала проконсультироваться по этому поводу с германским правительством, доказывает, как мне кажется, малую заинтересованность Франции в заключении любого соглашения… Мы никогда не настаивали на своем перевооружении до уровня Франции или какого-то другого государства. Мы стремимся к достижению паритета на основе общего сокращения вооружений». Боюсь утверждать, но французы, по-видимому, вовсе не были расстроены полученным нами выговором. Франсуа-Понсе писал в своих воспоминаниях с очевидным удовлетворением: «…et cet echec, loin de rester secret, s'etale en plien jour!»
[100]
Напротив, британцы, кажется, понимали, что дров ими наломано уже вполне достаточно. Через два дня после моего интервью Вольфу мы получили от британского правительства еще одну депешу, сообщавшую, что нам отправлена новая нота, и далее говорилось: «Очевидно, что в случае, если данная ситуация сохранится без изменений, то могут возникнуть самые серьезные последствия как для будущего конференции по разоружению, так и для перспектив европейской стабильности». Собрание документов британской внешней политики, из которого я почерпнул все эти выдержки, показывает также, что сэр Горас Рэмболд был достаточно любезен, чтобы обратить внимание Форин Офис на то, что первое предложение о заключении консультативного пакта для согласования европейской политики было получено от меня в Лозанне.
Новое британское предложение предполагало немедленную организацию в Лондоне встречи министров иностранных дел Германии, Франции, Италии и Великобритании. Французы выказали мало энтузиазма по этому поводу. Сэр Джон Саймон отметил после очередной беседы с Эррио: «Он [Эррио] назвал предложение о проведении лондонской встречи «в высшей степени неблагоразумным» и настаивал на том, что Германия непременно заявит об ее успехе, в то время как результаты работы будут «унизительными» для него самого и для Франции». Тем не менее сэр Джон приложил громадные усилия для организации этой конференции. Мы, со своей стороны, также были сильно заинтересованы в возможности нахождения путей для выхода из тупика. На заседании кабинета 7 октября я еще раз зачитал заключительное коммюнике Лозаннской конференции, особо отмечая то место, где говорилось о задаче «создания нового порядка, который сделал бы возможным установление и развитие отношений доверия между государствами в духе обоюдного примирения, сотрудничества и справедливости». Едва ли стоило отправлять такие возвышенные фразы в мусорную корзину, а потому мы решили принять приглашение. Эррио все еще искал способов уклониться от участия, а потому предложил, чтобы конференция была проведена в Женеве и на нее были бы приглашены также поляки и чехи. Это предложение мы отвергли.
Британское правительство продолжило свои поистине похвальные усилия, призванные заставить Эррио переменить свое мнение, а я оказал им в этом посильную помощь в своем выступлении перед «Ассоциацией иностранной прессы» 8 ноября в Берлине. Я упомянул о необходимости пересмотра устарелых договоров с согласия всех сторон, в свое время их подписавших. «Другие государства должны поддержать нашу инициативу и встретить с пониманием наши устремления, поскольку ни с помощью уловок, ни с помощью угроз нельзя заставить нас оставаться навеки связанными обветшалыми решениями, навязанными нам силой. Нашим путем станет путь мирного взаимопонимания. Мы встали на него в Локарно, продолжили двигаться по нему в Лозанне и собираемся идти этим путем и впредь, с тем чтобы великие принципы, которые мы приняли в 1918 году, когда отложили оружие, могли бы восторжествовать по всей Европе».
Макдональд и Эррио встретились в Женеве в начале декабря на ассамблее Лиги Наций. Там же присутствовал и Нейрат, предпринявший последнюю попытку отыскать какую-нибудь формулу, которая позволила бы нам принять участие в работе конференции по разоружению. В результате появилось знаменитое коммюнике, опубликованное 11 декабря, в котором наконец признавались наши требования равенства отношений: «Правительства Соединенного Королевства, Франции и Италии объявили, что один из принципов, которые должны направлять работу конференции по разоружению, должен быть применим и к Германии… принцип равенства прав в системе, которая обеспечивала бы безопасность всех государств…»
[101] Как обычно бывает, помощь пришла слишком поздно. За неделю до этого я был вынужден уйти в отставку с поста канцлера. Политические события в Германии принимали такой оборот, что западным державам оставалось только сожалеть, что они вовремя не предприняли ничего, что могло бы укрепить позиции моего правительства. Мое место занял Шлейхер, и рассказ об этом составит следующую часть моей истории.
Глава 12
Конституционный кризис
Новый состав рейхстага. – Постыдная сцена. – Парламент распущен. – План восстановления экономики. – Новые выборы. – Нацисты теряют голоса. – Невозможность создать парламентскую коалицию. – Предложение Шлейхера. – Президент готов нарушить свою присягу. – Интриги Шлейхера. – От армии хотят слишком многого. – Доклад майора Отта. – Я ухожу в отставку