Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947 - читать онлайн книгу. Автор: Франц фон Папен cтр.№ 152

Интересно обратить внимание на подобные действия британской дипломатии в то время, когда Турция являлась их официальным союзником. Возможно, что теперь, когда русские действительно обосновались на Балканах, эта мысль не кажется британцам такой уж притягательной.

Я остался в Берлине, чтобы понаблюдать за ходом событий, но 1 августа снова поехал в Берхтесгаден, чтобы попрощаться с канцлером. Он, кажется, намеревался теперь склонить французов к заключению военного соглашения, направленного против Великобритании. На основании того, что мне удалось узнать в Берлине о планах банды его сумасшедших гаулейтеров, это казалось абсолютно нереальным проектом. Они были, как кажется, одержимы в первую очередь желанием разделить территорию Франции, отторгнув и присоединив к Германии ее северные департаменты и возродив Бургундское государство времен Карла Смелого ^[174].

Риббентропу удалось провести против меня еще один недостойный прием. В архивах, захваченных во французском министерстве иностранных дел, его люди обнаружили доклад французского посла в Анкаре месье Массильи. В нем он описывал свою беседу с турецким министром иностранных дел, в которой месье Сараджоглу выдвинул идею воздушного нападения на русские нефтяные промыслы в Баку. Публикация этого документа вызвала ужас Москвы и большое замешательство в Анкаре. Месье Массильи немедленно выступил с опровержением – ничего другого ему делать не оставалось, – а месье Сараджоглу, чтобы успокоить русских, отправил своему послу в Москве открытым текстом телеграмму, привлекая внимание к этому опровержению и описывая все дело как полнейшую выдумку. Риббентроп, однако, не мог с этим примириться и обнародовал заявление в том смысле, что утверждение месье Массильи не соответствует действительности. Надо полагать, в его намерения входило ослабить позиции Сараджоглу и добиться его замены кем-либо, имеющим больше симпатий к Германии. Я посчитал такое развитие событий в высшей степени неприемлемым для себя, поскольку всегда поддерживал с Сараджоглу дружеские отношения, невзирая на его англофильские пристрастия. Мой британский коллега в Анкаре, не медля ни секунды, заявил urbi et orbi ^[175], что виновником инцидента являюсь я. Поэтому я сказал Риббентропу, что предпринятый им ход делает для меня невозможными дальнейшие контакты с турецким министром иностранных дел, а потому он должен предоставить мне право выразить от его имени сожаления по поводу случившегося и сообщить, что чиновник его департамента печати, несущий ответственность за инцидент, уже уволен. Вопрос был согласован, и начиная с этого момента в моих отношениях с месье Сараджоглу не возникало никаких трений.

28 октября итальянская армия, базировавшаяся в Албании, напала на Грецию. Для Турции это означало, что предупреждение, содержавшееся в политическом завещании Кемаля Ататюрка, превратилось в реальность. Гитлер, который немедленно осознал откровенную глупость этих новых действий Италии, опоздал попытаться сдержать дуче. Его собственная система ставить партнера перед fait accompli обернулась против него самого, как бумеранг. Практически не оставалось сомнений, что все Балканы будут теперь втянуты в войну, что приводило к распылению сил Германии в момент, когда запутанная ситуация в Центральной Европе делала их концентрацию в этом районе принципиально необходимой. Потрясение, вызванное этим событием в Турции, было колоссальным. Если ее верность своим договорным обязательствам могла быть поставлена под сомнение уже при вступлении в войну Италии, то насколько серьезнее становились эти сомнения теперь, принимая во внимание ее обязанности по отношению к Греции, обусловленные Балканским пактом? В Анкаре не могли с определенностью сказать, что внезапный удар, нанесенный Муссолини, не был исполнен при полном одобрении Гитлера, как не могли они быть уверены и в том, что следующим шагом не станет германское вторжение на Балканы. Напряженность возрастала, а западные союзники продолжали оказывать на турок сильное давление, чтобы напомнить им об их обязательствах по двум договорам.

На следующий день приходилась годовщина основания Турецкой республики, и весь дипломатический корпус собрался в здании парламента, чтобы приветствовать главу государства. Представители двух враждующих европейских лагерей собрались в разных приемных, но руководителей дипломатических миссий с их сотрудниками приглашали для поздравления президента в алфавитном порядке. Я вошел в залу приемов сразу же после того, как с президентом попрощался сэр Хью Натчбулл-Хаджессен. Лицо месье Инёню было мрачным, и он не проявил того дружелюбия, с которым обыкновенно приветствовал меня как сослуживца времен Первой мировой войны.

Я поздравил его от имени германского правительства, потом прибавил от себя: «Я понимаю, господин президент, какие сомнения одолевают в настоящий момент вас и вашу страну, и сознаю исключительную серьезность тех решений, которые вам, возможно, предстоит принять. Позвольте мне сейчас и здесь сказать вам следующее. Вы имеете право не слишком доверять заверениям дипломатов, но сейчас перед вами стоит человек, который любит Турцию как свой второй дом и который имел честь быть вашим товарищем по оружию. Я могу обещать, что до тех пор, пока я занимаю свой пост, моя страна не нарушит мирных отношений с вашей страной. Прошу вас рассматривать мои слова как вклад старого друга и союзника в решение проблем, которые стоят перед вами». Исмет Инёню схватил мою руку. Тогда я узнал, что мы поняли друг друга.

Через несколько дней после этого меня вызвали в Берлин. Я предположил, что Риббентроп хочет обсудить со мной напряженную обстановку, возникшую в связи с нападением Италии на Грецию. В действительности переговоры 12 и 13 ноября должны были коснуться значительно более широкого круга вопросов и были устроены для определения судеб европейского континента. Встретившись 10-го числа с Риббентропом, я сделал для него грубый обзор вопросов, которые предстояло обсудить с месье Молотовым двумя днями позже. Настало время, сказал Риббентроп, прийти с русскими к всеобъемлющему соглашению и определить наши взаимные сферы влияния. Одним из требований будет обеспечение для них выхода в мировой океан через теплые моря, и он хочет узнать мое мнение о позиции Турции и о проблеме Дарданелл. Я повторил те самые доводы, которые уже не раз приводил ему. Для Турции сохранение своего суверенитета над проливами является вопросом жизни и смерти, но существует возможность предложить русским пересмотреть договор в Монтрё таким образом, чтобы разрешить, при известных условиях, проход их боевых кораблей. Изменение договора силой оружия исключается, поскольку это означало бы вступление Турции в войну.

Гитлер, с которым я также встретился, выражался точнее. Его интересовало, что мы можем предложить русским для того, чтобы удержать их на нашей стороне. Это, сказал он, является самым неотложным вопросом текущего момента, и его необходимо прояснить. Ни одна коалиция в мире не сможет устоять против партнерства Германии и России. Единственный вопрос заключается в цене, которую ему придется за такой союз заплатить. Он готов предложить раздел Британской империи. Он надеялся, что долевое участие в разработке в Персидском заливе нефтяных запасов отвлечет амбиции русских от Румынии, которая имеет важнейшее экономическое значение для Германии. Но как далеко он может зайти в вопросах, касающихся Турции и Дарданелл?