Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947 - читать онлайн книгу. Автор: Франц фон Папен cтр.№ 151

После подписания в Москве русско-германского пакта в отношениях турок с Советской Россией наступило заметное похолодание. Казалось весьма вероятным, что в случае, если Турция станет боевым партнером западных союзников, русские возобновят свои старинные претензии на обладание Дарданеллами. Нимало не сомневаясь, я представил этот мощный аргумент господам Сараджоглу и Менеменджиоглу, не посмотрев на то, что, вменив нашим русским союзникам подобные намерения, я пошел совершенно вразрез с инструкциями Риббентропа. Из многочисленных бесед с советским послом месье Терентьевым мне было известно, насколько сильно его правительство желало мирным путем или силой оружия добиться пересмотра условий конвенции, подписанной в Монтрё.

Интересно прочитать в воспоминаниях сэра Хью Натчбулл– Хаджессена, что он усматривал основную причину невыполнения турками своих вполне определенных обязательств по договору с союзниками в недостаточности снаряжения турецкой армии. Было неясно, где ей придется воевать. Не имелось судов для доставки войск в Италию или Грецию, и казалось чрезмерным требовать от Турции вступления в войну в момент разгрома Франции и катастрофы, постигшей британский экспедиционный корпус в Дюнкерке. Нет, однако, никакого сомнения в том, что подобный шаг имел бы громадное моральное значение, ввиду чего сэр Хью и французский посол месье Массильи удвоили свои усилия, уговаривая Турцию присоединиться к их странам. Несмотря на это, они столкнулись с невозможностью поколебать здравый смысл турок.

Великолепные солдаты турецкой армии были совершенно лишены современных технических средств и вооружений для ведения войны – танков и, что самое главное, подобающей авиации. Их британские союзники потеряли большую часть своего собственного снаряжения в Дюнкерке и не имели возможности удовлетворить потребности Турции. И начальник турецкого штаба маршал Чакмак, и президент Инёню имели достаточно ясное представление о требованиях ведения современной войны. Я же, в свою очередь, постарался, чтобы мой военный атташе генерал Роде, который в свое время сам был инструктором в турецкой армии, полностью информировал их о тактическом опыте, приобретенном нами во время польской и французской кампаний.

Через несколько недель после окончания кампании во Франции в Анкару прибыла для обсуждения потребностей Турции британская военная делегация. В связи с этим я пригласил нескольких своих знакомых из турецких военных кругов в посольство на просмотр фильма. Большая часть основных военных действий была заснята фронтовыми операторами, усилия которых позволили получить весьма реалистическую картину проведения современных боевых операций и использования новейших вооружений. Лента произвела на моих друзей глубокое впечатление, благодаря чему они оказались хорошо подготовлены к приему британских визитеров. Различие между отношением британцев и моим собственным к желанию Турции модернизировать и перевооружить свою армию заключалось в том, что британцы на протяжении четырех лет всеми возможными способами старались втянуть Турцию в войну, в то время как я сумел настолько укрепить ее позиции, что она получила возможность защищать свой нейтралитет от всякого нападения любой из сторон.

Я вернулся в Германию за три дня до выступления Гитлера в рейхстаге, назначенного на 19 июля, и навестил его в Берхтесгадене. Его резкий отказ удовлетворить территориальные притязания Италии и манера, в которой он потешил гордость французов, позволив им даже сохранить свой флот, показались мне признаком его стремления установить на европейском материке нечто вроде равновесия. Британское правительство поступило бы весьма разумно, если бы воспользовалось этим изменением его настроения. Вместо этого они объявили о своих намерениях игнорировать любые мирные предложения. Я застал Гитлера в злобном раздражении из-за кампании, поднятой в зарубежной прессе, которая заранее отвергала еще не сделанные им предложения. Я стал внушать ему мысль о необходимости немедленно обратить внимание на вопросы переустройства Европы. История никогда больше не предоставит для этого такого удобного момента – при условии, что проблема будет решена с мудростью и умеренностью. Я старался убедить его в том, что резкий отказ Великобритании от идеи примирения является признаком ее слабости. Если Францию, Бельгию, Голландию и Скандинавские страны удастся склонить к сотрудничеству, не предъявляя территориальных и экономических требований, то в свое время и Великобритания будет вынуждена к ним присоединиться.

С другой стороны, продолжение войны может грозить катастрофой. Даже если вторжение в Англию окажется успешным, Британская империя продолжит борьбу, опираясь на Америку. К тому же, спрашивал я у Гитлера, чего на самом деле стоит нейтралитет русских? Все, на что они могут надеяться, это непрекращающаяся война, в результате которой Европа настолько истощит себя, что им будет много легче добиться своей цели – революции. Гитлер слушал меня внимательно, не прерывая. Он полностью согласился со всеми моими доводами, но спросил, каким образом можно будет покрыть связанные с войной издержки, если подписанный договор о мире не будет содержать статей о выплате репараций. Я сказал, что в условиях европейской стабильности, при наличии развитых двухсторонних торговых соглашений, долги Германии будут ликвидированы гораздо быстрее, чем с помощью репарационных платежей. Последняя война это уже доказала. Если Великобритания все же продолжит борьбу, то Европу тем не менее можно будет отстоять даже при условии эвакуации Германией берегов Ла-Манша и Голландии с Бельгией. Единство общей политики позволит заключать оборонительные пакты с различными заинтересованными странами и даже сохранять, в случае необходимости, в этих странах прикрытие из германских войск до тех пор, пока не будут достаточно развиты их собственные военные силы. У меня создалось впечатление, что Гитлер с большим вниманием отнесся к этой мысли. Он, кажется, считал, что будет возможно склонить к идее европейского сотрудничества Францию, к тому же, по-видимому, вовсе не был склонен таскать своими руками из огня каштаны для своих итальянских партнеров. Их вклад в общее дело до сих пор вызывал у него только сарказм. «Они стали ненасытными», – говорил он.

Однако, вопреки моим надеждам, речь Гитлера в рейхстаге нимало не ободрила встревоженный германский народ. «Я не вижу причин для продолжения этой войны, – говорил он. – Принесенные жертвы пугают… Мистер Черчилль вполне может игнорировать мое заявление. Он может доказывать, что оно вызвано страхом и неверием в возможность окончательной победы. Но что бы ни случилось, моя совесть чиста».

Однако позиция мистера Черчилля была уже хорошо известна. Он неоднократно заявлял, что его правительство полно решимости продолжать борьбу, «если будет нужно, в течение многих лет, при необходимости – в одиночку». Судьба Европы была уже решена.

Принимая во внимание послевоенные события, интересно здесь отметить, что сэр Стаффорд Криппс, прибыв в Москву в качестве британского посла, представил новые доводы в пользу перехода России в противоположный лагерь. Германский посол в России Шуленбург 13 июля извещал нас, что Молотов рассказал ему о попытках британцев убедить русское правительство в том, что Германия стремится распространить свою гегемонию на всю Европу, ввиду чего Россия обязана вмешаться, чтобы восстановить европейский баланс сил. Шуленбург также передавал слова Молотова о заявленной британцами готовности признать Балканы русской сферой влияния и об их согласии с притязаниями русских на Дарданеллы.