Корнилов - читать онлайн книгу. Автор: Александр Ушаков, Владимир Федюк cтр.№ 51

Все это очень напоминало положения записки Корнилова. Не удивительно, что имя Верховного главнокомандующего всплывало на совещании неоднократно. На второй день работы делегаты получили информацию о готовящемся смещении Корнилова с должности главковерха. По предложению председательствовавшего на заседании Родзянко было решено отправить Корнилову телеграмму с выражением полной поддержки. «Совещание заявляет, — говорилось в этом послании, — что всякие покушения на подрыв Вашего авторитета в армии и России считает преступным и присоединяет свой голос к голосу офицеров, Георгиевских кавалеров и казачества. В грозный час великого испытания вся мыслящая Россия в Вашем великом подвиге на воссоздание армии и спасения России» . Составлена телеграмма была несколько неуклюже, но общий смысл ее вполне понятен.

По итогам совещания был сформирован постоянно действующий Совет общественных деятелей. В его руководящий центр — бюро вошли М.В. Родзянко, кадеты П.Н. Милюков, В.А. Маклаков и А.И. Шингарев, известный экономист и философ П.Б. Струве, генерал М.В. Алексеев, бывшие думские лидеры умеренно правых В.В. Шульгин и С.И. Шидловский. В дальнейшем Совет общественных деятелей будет играть заметную роль в корниловском выступлении, в судьбе самого Корнилова.

Между тем в Москву съезжались участники собственно Государственного совещания. Его открытие состоялось 12 августа 1917 года в здании Большого театра. Неприятным сюрпризом для устроителей в этот день стала массовая забастовка рабочих крупнейших предприятий Москвы и транспортных служащих. С утра в городе не ходили трамваи, с улиц пропали извозчики, и делегатам, прибывшим по железной дороге, пришлось добираться до центра пешком. Здание театра было оцеплено тройным кольцом юнкеров. Это тоже было сигналом для внимательного наблюдателя — власть не нашла другой охраны, на которую могла бы положиться.

Огромный театральный зал был забит до последнего предела. В царской ложе разместились иностранные дипломаты, бельэтаж и галерку занимала приглашенная публика. Даже на сцене за спиной президиума стояли ряды стульев, предназначенных для журналистов и почетных гостей. Делегаты совещания разместились в партере и первом ярусе лож. Неизвестно, было ли так задумано с самого начала, но места слева от центрального прохода (если смотреть с председательского кресла) заняли представители Советов, справа — члены Государственной думы и делегаты от торгово-промышленных объединений.

В назначенный час на сцене появился Керенский и другие члены правительства. Премьер-министр занял председательское место. За его спиной навытяжку встали адъютанты, справа — молодой моряк в белоснежном кителе, слева — армейский офицер. В этой детали так и чувствуется присущая Керенскому тяга к внешним эффектам. Но на этот раз чувство меры ему изменило. В перерыве адъютантам Керенского была передана записка, в которой говорилось, что по уставу парные часовые возможны только у гроба главы кабинета. В результате, все последующее время они скромно просидели в уголке.

Вступительная речь Керенского растянулась на полтора часа. Многие делегаты из провинции в первый раз видели воочию главного героя революции, но знакомство это оказалось разочаровывающим. «Перед ними стоял молодой человек с измученным, бледным лицом, в заученной позе актера. Выражением глаз, которые он фиксировал на воображаемом противнике, напряженной игрой рук, интонациями голоса, который то и дело целыми периодами повышался до крика и падал до трагического шепота, размеренностью фраз и рассчитанными паузами этот человек как будто хотел кого-то устрашить и на всех произвести впечатление силы и власти в старом стиле. В действительности он возбуждал только жалость» .

Речь Керенского было полна невнятных угроз, без указания их конкретного адресата. Расшифровать это мог только тот, кто был посвящен в дворцовые интриги новых обитателей Зимнего. Но намек на отсутствовавшего главковерха прозвучал достаточно ясно: «Все будет поставлено на свое место, каждый будет знать свои права и обязанности, но будут знать свои обязанности не только командуемые, но командующие» . К этой теме оратор возвращался вновь и вновь: «И какие бы кто бы ультиматумы ни предъявлял, я сумею подчинить его воле верховной власти и мне, верховному главе ее». В этот раз местоимение «я» звучало у Керенского особенно часто. Создавалось впечатление, что глава правительства потерял какую-либо опору и в одиночку противостоит натиску врагов.

Вслед за премьером выступали другие министры, но аудитория слушала их уже вполуха. Главное было сказано, а новые сенсации ожидались позже. На следующий день пленарного заседания не было, отдельные делегации порознь обсуждали заявления правительства. Внимание газетчиков и обывателей было в эти часы приковано к ожидавшемуся приезду Корнилова. Встреча Верховного главнокомандующего была обставлена с максимально возможным торжеством. На вокзальной платформе был выставлен почетный караул из юнкеров Александровского училища. Среди встречавших были заметные фигуры, вроде бывшего председателя Государственной думы М.В. Родзянко. Стоит, однако, обратить внимание на то, что никого из действующих политиков на вокзале не было.

Появление Корнилова в дверях вагона вызвало восторженные крики. Оркестр заиграл марш, дамы бросали под ноги генералу букеты цветов. Любопытная деталь — целые корзины таких букетов были заранее привезены на вокзал некими неизвестными офицерами, которые, стоя за дамскими спинами, услужливо подавали все новые и новые охапки . Здесь же на вокзале некогда известный думский оратор, «кадетский златоуст» Ф.И. Родичев обратился к Корнилову с речью: «Вы теперь символ нашего единства. На вере в вас мы сходимся все, вся Москва. Мы верим, что во главе обновленной русской армии вы поведете Русь к торжеству над врагом и что клич — да здравствует генерал Корнилов — теперь клич надежды — сделается возгласом народного торжества. Спасите Россию, и благодарный народ увенчает вас» .

Те же самые услужливые офицеры подхватили Корнилова и на руках вынесли его на привокзальную площадь. Присутствовавшие здесь фотокорреспонденты поспешили запечатлеть эту сцену. Надо сказать, что выглядел в этот момент главковерх довольно нелепо: высоко вскинутые ноги и серьезное, даже сосредоточенное, лицо. С вокзала Корнилов в сопровождении живописного эскорта текинцев в ярких малиновых халатах проехал к Иверской часовне. Здесь вновь повторились приветственные крики, речи и букеты. Впрочем, злые языки потихоньку шептали, что Корнилов ведет себя как прежние русские цари, тоже первым делом при посещении Москвы ехавшие к Иверской иконе.

Действительно, приезд Верховного главнокомандующего в Москву был обставлен с чрезмерной театральностью. Конечно, следует делать скидку на то, что многое, кажущееся нам напыщенным и ходульным, сто лет назад воспринималось как поведение вполне нормальное. У современной аудитории выступления Керенского вызвали бы сомнения в умственной полноценности оратора, но у его слушателей они проходили на «ура». Однако даже с учетом этого, в церемониале, которым было обставлено появление Корнилова на Государственном совещании, чувствуется некий перебор.

Тяга к внешним атрибутам власти была совсем не в характере Корнилова, зато это вполне отвечало настроениям его окружения. Отправляясь в Москву, Корнилов не взял с собой никого из высших чинов Ставки — визит был чисто политическим, а на фронте назревали события, требовавшие каждодневного внимания. В поездке главковерха сопровождали Филоненко и полковник Голицын. На станции Вязьма в поезд Корнилова подсел Завойко.