Корнилов - читать онлайн книгу. Автор: Александр Ушаков, Владимир Федюк cтр.№ 54

Путилов и Вышнеградский ответили, что деньги есть и, хотя распоряжаются ими не только они, скорее всего проблем с этим не будет. Было условленно держать связь с тем, чтобы в нужный момент посланцы Корнилова могли прийти за деньгами. Путилов особо подчеркивал, что у него создалось впечатление, что Корнилов и Керенский действуют заодно. Если это ложь, то непонятен ее смысл. Было бы ясно, если бы Путилов утаил что-то в показаниях на следствии по «делу Корнилова». Но его даже не допрашивали, а своими воспоминаниями он поделился лишь спустя десять лет, когда острота вопроса была в значительной мере снята. Приходится верить тому, что он говорил о настроениях Корнилова. Но, может быть, обманывал сам Корнилов? Говоря, что он действует в согласии с Керенским, главковерх уже тогда готовил мятеж? Скорее всего, это тоже не так. Все было даже не сложнее, а гораздо запутаннее.

Заговор, несомненно, был. Но, если вдуматься, он был каким-то странным. Маклаков, присутствовавший на совещании общественных деятелей с представителями Ставки, позже писал: «Я был поражен и напуган тем общим впечатлением, которое посланцы Корнилова вынесли из этого собрания; это впечатление было, что “общественные деятели” им сочувствуют и их поддерживают. Помню, что я очень резко упрекнул Новосильцева в том, что эти посланцы сознательно или бессознательно ведут двойную игру: говорят нам, что дело уже решено, что выбора нет, в то время как еще ничего не решено, а затем сообщают Корнилову наше отношение к свершившемуся факту под видом отношения к самому проекту» .

Итак, заговор был. Были заговорщики, увлеченно, как дети, игравшие в конспирацию. Все это делалось именем Верховного главнокомандующего, но при этом сам он еще далеко не решил для себя, что он будет делать дальше. Корнилов не верил Керенскому, но продолжал верить Савинкову, он еще не оставил надежды на то, что все вопросы можно будет решить путем соглашения. Но нетерпеливые головы из окружения главковерха подталкивали его к разрыву. Самым досадным было то, что в любой момент большинство из них было готово уйти в сторону.

Мы уже писали о том, что отсутствие у Корнилова близких друзей заставляло его приближать к себе людей случайных и ненадежных. Таковыми были Завойко и Филоненко, в какой-то мере — полковник Голицын. В середине августа в окружении главковерха появилась еще одна таинственная личность — А.Ф. Аладьин. Биография его запутана и содержит сведения, противоречащие друг другу. В двадцать с небольшим лет он был арестован за революционную пропаганду, приговорен к ссылке, но бежал за границу. В Россию он вернулся лишь через девять лет, во время первой революции. В 1906 году Аладьин, называвший себя тогда социал-демократом, был избран депутатом I Думы. В короткий период существования первого российского парламента он получил известность как лидер фракции трудовиков. В том же году Аладьин был снова арестован и снова бежал. Последующие десять лет он прожил в Англии, где занимался коммерцией и журналистикой, а по слухам, не гнушался и вымогательством денег у заезжих русских. С началом войны он стал военным корреспондентом и надел погоны лейтенанта английской армии.

В Россию Аладьин, по его словам, вернулся лишь 2 августа 1917 года, но сразу развил активную деятельность. Уже на следующий день он посетил находившегося в Петрограде Корнилова, познакомился с Савинковым и рядом других министров. Как бывший депутат Думы Аладьин присутствовал на Государственном совещании, тогда же вновь встретился с Корниловым и получил от него приглашение посетить Ставку. Откладывать дело он не стал и тут же выехал в Могилев. Здесь он развивал перед Филоненко фантастический план создания своего рода парламента из депутатов всех четырех дум, перед которым было бы ответственно Временное правительство. Покинув Ставку на несколько дней, он вернулся как раз в самый разгар «корниловского дела».

Милюков, относившийся к Аладьину крайне отрицательно, считал его откровенным авантюристом. Своим подчеркнуто «англизированным» видом, вплоть до вересковой трубки в зубах, он производил впечатление человека, надевшего маскарадный костюм. При этом Аладьин был еще и суеверен до крайности, а когда начинал говорить на свою излюбленную тему о масонах, то и вообще производил впечатление не совсем нормального. При этом он чуть ли не ногой открывал двери министерских кабинетов и присутствовал на самых секретных совещаниях у главковерха. Вероятнее всего это объяснялось тем, что при каждой возможности Аладьин намекал на свою причастность к деятельности английской разведки. Именно как посланца могущественной Британии его принимали и политики, и генералы. Трудно сказать, было ли это так на самом деле. Во всяком случае, Керенский (к слову, отказавшийся встречаться с Аладьиным) называл его весьма важным тайным агентом Англии .

Аладьин, Завойко и прочие своей близостью к главковерху лишь компрометировали его. Пожалуй, лишь один человек, из тех, кто имел влияние на Корнилова, относился к происходящему серьезно и был намерен идти до конца. Мы уже упоминали имя генерала А.М. Крымова. Перед революцией он командовал Уссурийской конной дивизией, действовавшей на Румынском фронте. Воевавший под его началом генерал П.Н. Врангель вспоминал, что Крымов был «выдающегося ума и сердца человек, один из самых талантливых офицеров Генерального штаба, которых приходилось мне встречать на своему пути» . Внешне он мало походил на генерала, а тем более генерала-кавалериста. Грузный, если не сказать толстый, он больше был похож на купца или чиновника средней руки. Обычно люди такой комплекции отличаются флегматическим характером, но Крымов был переполнен энергией. Недоброжелатели прозвали его «слон в экстазе», и при всей иронии, сквозившей в этом прозвище, что-то от истины в нем было. В проявлении любых чувств Крымов не знал меры. Он мог разрыдаться, нисколько не стесняясь присутствием посторонних. Конечно, сто лет назад мужчины меньше стыдились слез, но все-таки некая аффектация в поведении Крымова имела место. Забегая вперед, скажем, что это в значительной мере объясняет его самоубийство после неудачи корниловского выступления.

Накануне революции Крымов входил в число заговорщиков, планировавших добиться отречения царя в пользу наследника. Душою этого заговора был А.И. Гучков, сохранивший тесные отношения с Крымовым и в последующее время. Мы писали о том, что в марте 1917 года Гучков планировал поставить Крымова во главе Петроградского военного округа, но тот отказался в пользу Корнилова. Сам же Крымов получил под начало 3-й конный корпус и отбыл на фронт.

Революционный «разгул демократии» Крымов с самого начала принял в штыки. Еще в марте, будучи в Петрограде, он говорил Деникину: «Ничего ровно из этого не выйдет. Разве можно при таких условиях вести дело, когда правительству шагу не дают ступить совдеп и разнузданная солдатня. Я предлагал им в два дня расчистить Петроград одной дивизией — конечно, не без кровопролития… Ни за что: Гучков не согласен, Львов за голову хватается…»

В апреле по инициативе Крымова на Юго-Западном фронте возникла тайная офицерская организация. Ее ячейки были созданы, главным образом, в полках 3-го конного корпуса и частях киевского гарнизона. Крымов исходил из того, что остановить общее разложение армии уже не удастся. Его план заключался в том, чтобы в случае падения фронта идти со своим корпусом форсированным маршем к Киеву, занять город и отсюда обратиться с призывом к офицерам и всем честным людям. Обратим внимание — осенью Корнилов будет действовать именно так, с той лишь разницей, что базой для него станет Дон.