Шелковый путь. Дорога тканей, рабов, идей и религий - читать онлайн книгу. Автор: Питер Франкопан cтр.№ 141

Очень скоро кризис миновал, в основном потому, что проект Нокса Д’Арси находился на грани краха. Работа шла медленно из-за сложных климатических условий, большого количества религиозных фестивалей и регулярных механических поломок буровых установок. Жалобы на оплату и условия труда, а также то, что на работу было принято незначительное число местных жителей, привели к формированию атмосферы открытой враждебности. В то же самое время было множество проблем с местными племенами ^[1381]. Встревоженность Нокса Д’Арси по поводу слабого прогресса и количества потраченных денег резко возросла. «Задержки чрезвычайно серьезные, – телеграфировал он своей буровой команде менее чем через год после согласования концессии, – молитесь об ускорении» ^[1382]. Через неделю он отправил еще одно сообщение. «У вас есть свободный доступ к скважинам?» – в отчаянии спрашивал он своего главного инженера. Журнал учета показывает, что из Британии было отправлено большое количество труб, трубок, лопат, стали и наковален вместе с ружьями, пистолетами и боеприпасами. Снижение заработной платы в 1901–1902 годах также говорит о том, что траты сильно возросли. Нокс Д’Арси, видимо, ощущал, что просто хоронит свои деньги в песке ^[1383].

Он был обеспокоен, но также обеспокоены были и его банкиры в Лойдсе, которые были возмущены размером превышения кредита человеком, чьи финансовые возможности были безграничны ^[1384]. Что было еще хуже, тяжелый труд и затраченные суммы почти не окупились. Ноксу Д’Арси было необходимо убедить инвесторов приобрести доли в его бизнесе, таким образом сняв часть давления с личных денежных средств и заполучив капитал для продвижения проекта. Его команда показывала обнадеживающие результаты работы. Чего не хватало, так это крупной забастовки.

Отчаявшись, Нокс Д’Арси, который прозондировал ситуацию насчет потенциальных инвесторов и даже покупателей для своего бизнеса, отправился в Канны, чтобы встретиться с бароном Альфонсом Ротшильдом, чья семья давно проявляла интерес к нефтяному бизнесу в Баку. В Лондоне зазвонили тревожные звоночки, в частности, это привлекло внимание британского военно-морского флота. Сэр Джон Фишер, первый лорд Адмиралтейства, убедился в том, что будущее военно-морского флота и покорение морей зависит от нефти, а не угля. «Горючее из нефти, – писал он другу в 1901 году, – перевернет представление о военно-морской стратегии. Это проект “Проснись, Англия!”» ^[1385] Несмотря на провал попытки найти огромные залежи, Персия все-таки обещала стать неплохим источником нефти.

Если удалось бы обеспечить королевскому флоту эксклюзивное право на эти месторождения, было бы просто прекрасно. Было чрезвычайно важно не допустить, чтобы такие ресурсы попали в руки иностранцев.

Адмиралтейство выступило в роли посредника в соглашении между Ноксом и Шотландской нефтяной компанией, которая достигла определенных успехов в Бирме. После предложения компании в 1905 году контракта на поставки военно-морскому флоту 50 000 тонн нефти в год руководство Бирманской нефтяной компании решило приобрести пакет акций и переименовать компанию в Концессионный синдикат. Они поступили так не потому, что это был их патриотический долг, а потому, что это была разумная стратегия диверсификации, а также потому, что это позволяло им получить еще больше денег. Хотя это дало Ноксу возможность вздохнуть свободнее и условия, которых он добился, были лучше, чем он мог бы получить в любой другой компании, это не давало никакой гарантии на успех, как сухо отметил британский представитель в Тегеране в своих отчетах. Обнаружение нефти было одной проблемой, а настойчивые попытки шантажа – совсем другое дело ^[1386].

Новое партнерство мало что дало в течение следующих 3 лет. Скважины, которые пробурили, оказались пусты, в то время как расходы съедали деньги акционеров. К весне 1908 года руководство Бирманской нефтяной компании открыто говорило о выходе из Персии. 14 мая 1908 года они отправили письмо Джорджу Рейнолдсу, руководителю проектов в этой сфере, которого описывали как целеустремленного человека, сделанного из «твердого английского дуба», с тем чтобы он подготовился к прекращению проекта, ему было поручено пробурить две скважины в районе города Месджеде-Солейман на глубину 1600 футов. Если там не обнаружится нефть, он должен был «прекратить все операции, закрыть и вернуть обратно с завода все, что возможно», и отправить все это в Бирму, где оно принесет гораздо больше пользы ^[1387].

Пока письмо шло в Персию через Европу и Левант, Рейнолдс продолжал свою работу, не подозревая, как скоро ему придется прекратить проект. Его команда продолжала бурить камень, такой твердый, что сверло сломалось. На несколько дней работу пришлось приостановить, пока сверло не было починено и установлено на место. 28 мая в 4 часа утра сверло пробило основной пласт и поток черного золота взмыл высоко вверх. Это была потрясающая находка ^[1388].

Арнольд Уилсон, лейтенант британской армии, который отвечал за безопасность месторождений, отправил домой шифрограмму с новостями. Там говорилось: «Смотрите псалом 104, стих 15, вторая строка» ^[1389]. В этом стихе рассказывалось о даровании господом нефти и описывались сияющие от счастья лица. Находка, говорил он своему отцу, гарантировала огромную прибыль Британии и, как он надеялся, инженерам» ^[1390].

Инвесторы, которые вложили деньги в Англо-Персидскую нефтяную компанию, контролировавшую выдачу концессий, после того как в 1909 году им были предложены акции, решили, что скважина в городе Месджеде-Солейман лишь верхушка айсберга и впереди еще более крупные прибыли. Конечно, чтобы построить необходимую инфраструктуру для того, чтобы экспортировать нефть, а также пробурить новые скважины и отыскать новые месторождения, были необходимы время и деньги. На местах работа шла не лучше. Арнольд Уилсон жаловался, что ему приходится преодолевать культурный разрыв между англичанами, «которые не могут сказать, что думают, и персами, которые не всегда думают, что говорят». Британцы воспринимали контракт как что-то, к чему можно обратиться в суде, для персов это было, скорее, обозначением намерений ^[1391].