Последние сто дней рейха - читать онлайн книгу. Автор: Джон Толанд cтр.№ 76

— Подтверждается ли информация о том, что на Западном фронте насчитывается шестьдесят немецких дивизий?

Американцы ответили, что их насчитывается шестьдесят одна.

— Имеются ли у немцев резервные дивизии на Западном фронте?

— Очевидно, нет.

Затем Гарриман спросил о погодных условиях на востоке. "Значительно улучшились", — ответил Сталин.

— Ваши предыдущие оценки того, что операции на востоке могут замедлиться в связи с распутицей остаются прежними? — спросил Гарриман.

— Ситуация оказалась лучше, чем я предполагал.

Сталин объяснил, что разлив в этом году начался рано и дороги уже начали высыхать. Еще некоторое время они продолжали разговаривать о положении на Восточном фронте, пока Сталин, который, должно быть, все еще размышлял над сообщением Эйзенхауэра, вдруг сказал: "План Эйзенхауэра хороший. Он является завершающим шагом в достижении самой главной цели разделения Германии на две части". Он также считал, что направление, на котором должна была произойти встреча американских и советских войск, очень благоприятно. После этого он также добавил, что, как и Эйзенхауэр, считает, что немцы сделают последним оплотом сопротивления горы Чехословакии и Баварии, и заверил гостей, что на следующий день даст ответ на послание Верховного главнокомандующего союзников. Не оставалось сомнений, что Сталин доволен.

В Англии Брук вернулся домой после дневной рыбалки с Маунтбаттеном и прочитал записку, в которой сообщалось, что премьер-министр хочет встретиться с начальниками штабов в Чекерсе.

Его уикенд сократился, и на следующий день он выехал на встречу. Это было пасхальное воскресенье 1 апреля. В течение двух часов Черчилль и начальники штабов обсуждали решение Эйзенхауэра. Брук предполагал, что весь этот вопрос, включая перевод Симпсона под командование Брэдли, "связан с национальными устремлениями и желанием сделать так, чтобы усилия США не были нейтрализованы лаврами Британского командования". Однако совет решил, что поделать ничего нельзя, и в конечном итоге пришли к выводу, что более полные объяснения Эйзенхауэра внесли ясность — в его планах не содержится "очень больших изменений", за исключением того, что главным направлением наступления теперь стал Лейпциг, а не Берлин.

После встречи начальники штабов поработали над ответом на послание американцев, которое Брук назвал "довольно грубым посланием американских начальников штабов". Тем временем Черчилль отправлял длинную телеграмму Рузвельту. Хотя по духу она была написана в примирительном тоне и в ней отмечалось, что две нации остаются "самыми верными друзьями и товарищами, которым когда-либо приходилось сражаться бок о бок как союзникам", там также особо подчеркивалось глубокое убеждение Черчилля в том, что следует вскрыть подлинную природу агрессивного коммунизма и немедленно поставить на его пути заслон всеми возможными способами… Довольно открыто говорю, что берлин имеет огромную стратегическую важность. Ничто не произведет такой психологический эффект отчаяния на все немецкие силы сопротивления, как падение Берлина. Это будет главный сигнал поражения для немецкого народа, с другой стороны, если оставить Берлин и он будет осажден русскими, даже оставаясь в руинах, он будет воодушевлять всех немцев, которые продолжат сопротивление. Есть еще и другой аспект, который мы должны рассмотреть. Нет сомнения, что русские возьмут Австрию и войдут в Вену. Если они возьмут также и Берлин, то не сложится ли у них впечатление, что они внесли главный вклад в нашу общую победу, и не приведет ли это к тому, что в будущем могут возникнуть значительные трудности? Я считаю, что с политической точки зрения нам следует идти как можно дальше на восток Германии, а если мы сможем взять Берлин, то мы, несомненно, должны взять его. С военной точки зрения это также имеет под собой серьезное основание…

В тот же день Брук написал в своем дневнике: "Очень и очень жаль, что на простую стратегию оказывает влияние узконациональная точка зрения союзников… Но, как говорит Уинстон, "воевать вместе с союзниками лучше, чем воевать без них!".

Брук пребывал в хорошем расположении духа, что случалось довольно редко, в отличие от Эйзенхауэра, который возмущался, готовя ответ на последнее послание Черчилля. Особое беспокойство доставили ему последние четырнадцать слов премьер-министра. Повторив, что он "плана не менял" и что единственное изменение касалось временного фактора, он продолжал: Я обеспокоен, если не сказать очень обижен, тем, что ты считаешь, будто я могу осуществить "переброску сил его величества для выполнения непредвиденных ограниченных задач". У меня и в мыслях такого не было, и я думаю, что мой опыт командования силами союзников в течение двух с половиной лет не дает оснований для возникновения таких мыслей. Более того, я совершенно не вижу, как роль, действия или престиж 2-й британской и канадской армий могут затрагиваться тем, что 9- я армия наступает на своем участке под командованием Брэдли. Я должен быть уверен, что в наших тылах нет противника, а удар по Лейпцигу наносится успешно-естественно, если на линии фронта в какой-либо момент возникнут условия для проведения операции «затмение», то мы стремительным броском пойдем вперед и Любек вместе с Берлином будут включены в список главных целей.

Если британцы все еще проявляли недовольство решением Эйзенхауэра, то другой союзник американцев был более чем удовлетворен. В тот же самый день генерал Дин направил командующему союзными войсками телеграмму личного и очень секретного характера от Сталина: Ваш план разделить немецкие силы, соединив советские войска с вашими войсками, полностью совпадает с планом советского главнокомандования.

Я также согласен с вами, что местом встречи наших войск должен стать район Эрфурта, Лейпцига, Дрездена. Советское главнокомандование полагает, что главный удар советских войск должен быть нанесен в указанном направлении.

Берлин потерял свое былое стратегическое значение. Советское командование планирует выделить на берлинское направление второстепенные силы.

Вся ирония заключалась в том, что Сталин использовал аргумент Эйзенхауэра относительно потери Берлином своего стратегического значения, хотя об этом Эйзенхауэр Сталину и не писал, для того чтобы скрыть истинные намерения, в то время как Жуков заканчивал последние приготовления для завершающей, мощной атаки на Берлин.

31 марта к полудню в результате отчаянной атаки Моделя в Руре немецкие войска вклинились в боевые порядки 3-й американской бронетанковой дивизии на пятнадцать километров и отрезали оперативно-тактическую группу Ричардсона и Хогана. Коллинз, командующий корпусом, в который входила дивизия, этого не знал. Но ему стало известно от военнопленных, что немцы собираются контратаковать на его левом фланге. Коллинзу пришлось позвонить своему старому другу генералу Симпсону. Коллинзу срочно требовалась помощь, даже если бы ее пришлось получить от армии, входящей в другую группу армий.

21-я группа армий Монтгомери через несколько дней должна была соединиться с 12-й группой армий Брэдли под Падерборном, в результате чего Рур превращался в «котел». Однако Коллинз сообщил Симпсону, что Монтгомери продвигается очень медленно, а соединение должно произойти как можно скорее, поскольку в противном случае немцы могут выскользнуть из мешка.