Чистый лист. Природа человека. Кто и почему отказывается признавать ее сегодня - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Пинкер cтр.№ 149

К тому же, как ни парадоксально, если ребенок действительно систематически влияет на то, как его воспитывают родители, это говорит о роли генов и вписывается в категории наследственности, а не индивидуальной среды. Причина в том, что наследуемость — это показатель корреляции и не может отделить прямые эффекты генов (протеинов, которые помогают мозгу устанавливать нейронные связи или активируют гормоны) от косвенных, действующих через множество звеньев. Я уже упоминал, что привлекательные люди более уверены в себе — предположительно благодаря тому, что окружающие заискивают перед ними. Это крайне непрямой эффект генов, и он мог бы сделать уверенность в себе наследуемой, даже если бы не существовало генов для самоуверенного мозга, а были бы только гены для фиалковых глаз, ради которых можно умереть. Точно так же, если дети с определенными врожденными особенностями делают своих родителей более терпеливыми, или подбадривающими, или строгими, тогда родительское терпение, ободрение и строгость также можно считать «наследуемыми». И если такой индивидуальный подход к детям действительно влияет на то, какими они вырастают, критик будет вправе сказать, что прямые эффекты генов переоценены, поскольку некоторые из них в действительности могут быть косвенным результатом воздействия генов ребенка на те его черты, которые влияют на поведение родителей, которое, в свою очередь, влияет на детей. (Гипотеза гротескная, и я скоро покажу, почему вряд ли она верна, но для целей аргументации давайте примем ее за основу.) Но и в этом случае эффекты воспитания будут бороться с другими генетическими эффектами (прямыми и непрямыми) за некоторую долю в этих 40 % или 50 % дисперсии, приписываемой генам. Те же 50 %, что приписываются различающимся факторам среды, по-прежнему будут не конкретизированы.

Вот что случится, если мы будем объяснять эффекты индивидуальной среды взаимодействием между родителями и детьми (используя слово «взаимодействие» в чисто статистическом смысле, единственно приемлемом для нашей загадки). Конкретный метод воспитания неизбежно влияет на одних детей так, а на других иначе, и эти два эффекта должны взаимно уравновешиваться. Например, одних детей отсутствие наказаний портит (делает их более агрессивными), а других учит, что насилие — это не решение (сделав их менее агрессивными). Демонстрация привязанности делает некоторых детей более любвеобильными (потому что они идентифицируют себя с родителями), а других — менее (потому что они настроены против родителей). Почему эти воздействия противоположны? Если бы какой-то метод воспитания в среднем влиял одинаково на всех детей, это выглядело бы как эффект общей среды. Приемные дети были бы одинаковы, сиблинги, выросшие вместе, больше походили бы друг на друга, чем те, что выросли порознь, — но ничего подобного не происходит. А если метод с успехом применялся к одним детям и от него отказались либо если он был неэффективен для других детей, это выглядело бы как эффект генов.

Проблемы с идеей детско-родительского взаимодействия теперь становятся очевидны. Невероятно, чтобы какой-то процесс воспитания мог так по-разному влиять на разных детей, чтобы сумма его эффектов (общая среда) была равна нулю. Если одни только объятия способны сделать некоторых детей более уверенными в себе и не влияют при этом на остальных, тогда у любителей пообниматься дети в среднем должны расти более уверенными в себе, чем у бесчувственных родителей (некоторые становятся более уверенными, а другие не меняются). Но при одних и тех же генах такого не наблюдается. (В специальных терминах, знакомых психологам, это можно сформулировать так: идеально пересекающееся взаимодействие, а именно взаимодействие без преобладающих эффектов, встречается крайне редко.) К тому же, кстати сказать, это одна из главных причин, почему наследственность сама по себе почти наверняка не может быть сведена к воспитанию, приспособленному к конкретному ребенку. Если только поведение родителей не полностью определяется врожденными чертами их детей, некоторые родители будут вести себя в чем-то отлично от всех других, что должно свидетельствовать об эффекте общей среды — который в действительности ничтожен.

Но предположим, что эти взаимодействия между родителями и детьми (в техническом смысле) действительно существуют и действительно формируют ребенка. Но тогда выходит, что советы, одинаковые для всех родителей, бесполезны. Одни и те же родительские попытки сделают некоторых детей лучше, стольких же испортят.

В любом случае теорию взаимодействия родителей и детей можно проверить непосредственно. Психологи могут измерить, как родители относятся к разным детям, растущим в одной семье, и посмотреть, коррелируют ли воспитательные методы с тем, какими вырастают дети (приняв генную составляющую за константу). Почти в каждом случае ответ — нет. Практически всю разницу воспитания внутри одной семьи можно объяснить как реакцию на врожденные генетические различия между детьми. И родительское поведение, не одинаковое по отношению к детям по причинам, не связанным с генами, — например, один ребенок провоцирует конфликт между родителями, а другой нет или больше родительских усилий направляется на воспитание одного ребенка, чем другого, — не имеет эффекта44. Руководитель недавнего отчаянного исследования, в котором надеялся доказать, что разница в воспитании влияет на то, какими становятся дети, признался, что был «шокирован» собственными результатами45.

Существует еще один не имеющий отношения к генам аспект, способный сделать домашнюю среду разной для детей одной семьи: порядок рождения. У первенцев обычно есть несколько лет, когда им не приходится делить внимание родителей с надоедливыми братьями и сестрами. Последующим детям приходится конкурировать с сиблингами за родительское внимание и другие ресурсы семьи и придумывать, как отстоять свои интересы в борьбе с более сильными и опытными конкурентами.

В книге «Рожденные бунтовать» Саллоуэй предположил, что эти преимущества должны помочь первенцам стать более напористыми и независимыми46. И поскольку они идентифицируют себя с родителями и вполне довольны положением вещей, то вырастают более сознательными и консервативными. Последующие дети, напротив, должны быть более уступчивы и открыты новым идеям и опыту. Хотя и семейные терапевты, и обычные люди склонялись к подобным выводам уже давно, Саллоуэй попытался объяснить их с точки зрения теории Триверса о конфликте отцов и детей и его следствия — соперничества между сиблингами. Он нашел некоторое подтверждение своим идеям в метаанализе (количественном обзоре литературы) исследований о порядке рождения и свойствах личности47.

Теория Саллоуэя, однако, к тому же предполагает, что вне дома — в общении со сверстниками и коллегами — дети должны использовать те же стратегии, что и дома, коль скоро они показали свою эффективность. Но это не следует из теории Триверса; на самом деле это противоречит более широкой теории эволюционной психологии, гласящей, что отношения с кровной родней должны кардинально отличаться от неродственных отношений. Тактики, которые работают с сиблингами или родителями, могут не оправдать себя с коллегами или незнакомцами. И действительно, последующий анализ показал, что все эффекты порядка рождения обнаруживаются в исследованиях, где сиблингов или родителей просят оценить друг друга или оценить себя применительно к сиблингу, что, конечно, может характеризовать только семейные отношения. Когда же личность оценивают нейтральные стороны, эффект порядка рождения уменьшается или исчезает48. Любые различия в воспитании первенцев и последующих детей — неопытные или опытные родители, частичное или неразделенное внимание, давление на ребенка, чтобы он не осрамил семью, или потакание ему — похоже, не оказывают сколько-нибудь значительного влияния на то, как личность проявляет себя вне семьи.