Вот я - читать онлайн книгу. Автор: Джонатан Сафран Фоер cтр.№ 19

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Вот я | Автор книги - Джонатан Сафран Фоер

Cтраница 19
читать онлайн книги бесплатно

— Если бы существовали ангелы, — возразил Сэм, — его бы не убили.

— Если бы ангелы были добрыми ангелами.

— А мы верим в злых ангелов?

— Мы вроде бы не верим ни в каких.

Сэм любил узнавать новое. Накапливая и распределяя факты, он как будто начинал чем-то управлять, в этом была польза и чувство, противоположное бессилию, которое ощущаешь, если у тебя некрупное, не слишком хорошо развитое тело, не способное безупречно выполнять команды большого, перевозбужденного мозга.

В "Иной жизни" всегда стоят сумерки, так что один раз за день "иное время" соответствовало "реальному времени" игрока. Некоторые называли это момент Гармонией. Кто-то стремился не пропустить. Кто-то не любил находиться у экрана, когда этот момент наступал. Бар-мицва Сэма была все еще далека. Бат-мицва Саманты была сегодня. А когда шаттл взорвался, рисунок просто сгорел? Может, какие-то его мельчайшие частички еще кружат по орбите? Или они упали в воду, опустились за несколько часов на океанское дно и припорошили какое-то из глубоководных существ, настолько странных, что они выглядят пришельцами из космических бездн?

На скамьях расселись люди, которых знала Саманта, а Сэм ни разу не видел. Они приехали из Киото, Лиссабона, Сакраменто, Лагоса, Торонто, Оклахома-Сити и Бейрута. Двадцать семь сумерек. Они собрались вместе в цифровой синагоге, созданной Сэмом, — они видели красоту; Сэм же видел все, что было неладно в ней, все, что было неладно в нем. Они собрались к Саманте, община из ее сообществ. Повод, насколько они знали, был радостный.

> Покажи еще кому-нибудь. Потребуй, чтобы открыли.

> Выкинь его на хер с моста.

> Кто-нибудь объяснит, что тут творится?

> Забавно, я как раз еду по мосту, но я в "амтраке", и тут не открываются окна.

> Скинь фотку воды.

> Саманта сегодня станет женщиной.

> Окно можно открыть разными способами.

> У нее месячные?

> Представь тыщи телефонов, вынесенных на берег.

> Любовные письма в цифровых бутылках.

> Зачем представлять? Поезжай в Индию.

> Сегодня она станет еврейкой.

> О, я тоже в "амтраке"!

> Еврейкой?

> Скорее письма с проклятьями.

> Давай не вычислять, не в одном ли мы поезде, OK?

> Израиль на хер хуже.

> Вики: "По достижении 12 лет девочка становится "бат мицва" — дочерью Завета — и согласно еврейской традиции наделяется всеми правами взрослого человека. С этого момента она морально и этически ответственна за все свои решения и поступки".

> Включи таймер в камере своего телефона и положи на землю вверх глазом.

> Евреи хуже всех.

> Тук-тук.

> Зачем тебе вообще снимать звезды?

> Кто там?

> Чтобы запомнить их.

> Ну не шесть миллионов евреев!

>?

> Я валяюсь.

> Антисемит!

> Валяюсь, угар.

> Я еврей!

Никто ни разу не спросил Сэма, почему он сделал своим аватаром латиноамериканку, потому что никто, кроме Макса, этого не знал. Такой выбор мог бы показаться странным. Кто-то мог бы счесть его даже вызовом. Они бы ошиблись. Быть Сэмом — вот где странность и вызов. Иметь такие продуктивные слюнные и потовые железы. Во время ходьбы не уметь не думать о ходьбе. Скрывать прыщи на спине и на заду. Не было опыта унизительнее и экзистенциально более унизительнее, чем покупка одежды. Но как объяснить матери, что пусть лучше у него не будет вещей, которые нормально сидят, чем в зеркальной камере пыток убеждаться, что такой одежды не существует? Рукава всегда кончаются не там, где нужно. Воротник не может не быть слишком острым, или слишком высоким, или не топорщиться. Пуговицы на любой рубашке обязательно пришиты так, что вторая сверху либо душит, либо раскрывает все горло. Есть такая точка — буквально уникальное расположение во Вселенной, где нужно расположить эту пуговицу, чтобы было удобно и естественно. Но ни одной рубашки с таким расположением пуговицы никто никогда не сшил — наверное, потому, что ни у кого пропорции верхней части тела не были еще такими непропорциональными, как у Сэма.

Поскольку родители Сэма были в отношении технологий полные олухи, он знал, что они время от времени просматривают историю его поисковых запросов, — регулярная чистка, которая всякий раз тыкала его угреватым носом в ничтожность существования подростка с Y-хромосомой, который смотрит на Ютубе обучающие видео по пришиванию пуговиц. И в такие вечера, запершись у себя в комнате, пока родители тревожились, не серфит ли он огнестрел, бисексуальность или ислам, он занимался переносом предпоследней пуговицы и петли на своих проклятых рубашках в нужную точку. Половина его занятий изобличала в нем голубого. А вообще-то значительно больше половины, если вычесть такие занятия, как выгуливание средних размеров собаки и сон, которые равно свойственны геям и натуралам. Сэму было плевать. Геи не вызывали у него никакого неприятия, даже эстетического. Но он не преминул бы внести ясность, потому что больше всего не терпел, когда его не понимали.

Однажды за завтраком мать спросила, не перешивает ли он пуговицы на рубашках. Он отрицал с небрежной горячностью.

Она сказала:

— По-моему, ловко.

И с тех пор верхней половиной его каждодневной всесезонной униформы стали футболки "Американ Аппарель", даже несмотря на то, что они демонстрировали титьки, загадочным образом торчавшие из довольно-таки скукоженного торса.

Странным казалось иметь волосы, которые ни разу, сколь бы ты их ни приглаживал и сколь бы ни мазал на них всяких средств, не легли как нужно. Странным казалось ходить, и часто он ловил себя на том, что включает чрезмерно (или недостаточно) подчеркнутый подиумный шаг, при котором вихляет задницей, а ногу впечатывает в землю так, будто пытается не просто давить насекомых, а осуществить геноцид насекомых. Зачем он так ходил? Потому что ему хотелось ходить так, как не ходит никто другой, и его упорные старания этого добиться оборачивались кошмарным зрелищем кошмарного передвижения субъекта, настолько подобного непокорному вихру, что только передвижением это и можно было назвать. Странным казалось сидеть на стульях, с кем-нибудь встречаться глазами, говорить голосом, который он знал, как свой, но не узнавал, или узнавал в нем голос очередного самозваного шерифа "Википедии", что никогда не обзаведется биографической статьей, которую будет читать или тем более редактировать кто-то, кроме него самого.

Он допускал, что были такие моменты, помимо мастурбации, когда он чувствовал себя комфортно в своем теле, но не мог вспомнить их — может, это было до того, как он переломал пальцы? Саманта была не первым его аватаром в "Иной жизни", но первой, чья логарифмическая шкура села по нему. Ему не приходилось кому-то объяснять свой выбор — Максу хватало наивности или правильности не интересоваться, — но как он объяснял это себе? Он не жалел, что не был девочкой. Не жалел, что он не был латиноамериканкой. И опять же не не жалел, что он не девочка-латиноамериканка. При всей своей почти непрестанной досаде на то, какой он есть, Сэм никогда не обманывался и не считал, что проблема в нем. Проблемой был мир. Это мир ему не подходил. Но много ли радости принесло Сэму это предъявление счета к несовершенству мира?

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию