Вот я - читать онлайн книгу. Автор: Джонатан Сафран Фоер cтр.№ 108

— Знаю, знаю, — отозвался Джейкоб. — Не ожидай многого. Научись любить бесчувственность.

— Я не это сказал.

— Я всю жизнь цеплялся за убеждение, что все, о чем мы в детстве говорили, содержит хотя бы крупицу истины. Что мечты о жизни, которую чувствуешь, — не лживы.

— Ты хоть раз догадался спросить себя, почему придаешь такое значение чувствам?

— А чему же еще можно придавать значение?

— Миру.

— Да у меня мира-то хватает, — сказал Джейкоб. — Слишком много мира.

— Есть разные версии мира.

По дому пролетел сквозняк, и где-то в утробе кухонной вытяжки побренчала заслонка.

— Джулия думает, я ни во что не верю, — сказал Джейкоб. — Может, она и права. Я не знаю, считается это верой или неверием, но, но я не сомневаюсь, что мой дед сейчас пребывает не где-то там, а в земле. Мы получаем то, что получаем. Работа, брак.

— Ты разочарован?

— Да. Или опустошен. Нет, что-то между разочарованием и опустошением. Деморализован?

Послышался какой-то щелчок, и упрямый жидкий свет над раковиной померк. Где-то нарушился контакт.

— Трудный день был, — сказал Тамир.

— Да, но в этом дне десятилетия.

— Даже если они ощущаются, как несколько мгновений?

— Когда меня спрашивают, как дела, я почему-то отвечаю: "У меня сейчас переходный момент". Все в жизни — это переход, турбулентности по пути к конечной цели. Но я так давно это говорю, что, наверное, пора смириться: остаток жизни будет одним долгим переходом — песочные часы без колб. Сплошная перемычка.

— Джейкоб, у тебя в самом деле почти нет проблем.

— Проблем хватает, — отозвался Джейкоб, набирая новое сообщение Джулии, — уж поверь. Но они такие мелкие, такие домашние. Дети целыми днями пялятся в экран. У собаки недержание. У меня ненасытный голод на порно, но я не могу рассчитывать, что у меня встанет на аналоговую мохнатку. Я лысею — знаю, ты заметил, и спасибо, что промолчал.

— Ты не лысеешь.

— Я маленький человек.

Тамир покивал и заметил:

— А кто не маленький?

— Ты.

— А что уж во мне такое большое? Не терпится услышать.

— Ты был на войнах и живешь под угрозой будущих войн, и, боже мой, Ноам сейчас в самом центре бог знает чего. Риски, которые есть в жизни, отражают величие жизни.

— И это стоит всего остального? — спросил Тамир. — И то, что ты сейчас сказал, я приму за оскорбление. — Он отпил полбутылки. — Еще пинта, и я рассвирепею.

— А чем тут оскорбляться. Я просто говорю, что ты избежал Великой Равнины.

— Ты думаешь, мне надо что-нибудь, кроме скучного белого домика в скучном районе, где никто не знает соседей, потому что все смотрят телевизор?

— Да, — ответил Джейкоб. — Я думаю, тогда ты свихнулся бы, как мой дед.

— Он-то не свихнулся. Кто свихнулся, так это ты.

— Я не имею в виду…

Свет снова зажегся, избавив Джейкоба от необходимости объяснять, чего он не имел в виду.

— Послушай себя, Джейкоб. Ты думаешь, все это игра, потому что сам — всего лишь зритель.

— Как это понимать?

— Даже не болельщик. Ты не знаешь, за кого топишь.

— Эй, Тамир. Ты прицепился к тому, чего я даже не говорил. В чем дело?

Тамир махнул в сторону телевизора — израильские солдаты удерживали беснующуюся толпу палестинцев, рвущихся в западный Иерусалим, — и сказал:

— Вот в чем дело. Ты, наверное, не заметил?

— Но именно про это я и говорю.

— Экшн. Да. Ты любишь драматизм. Тебя смущает то, кто мы есть.

— Что? И кто мы?

— Израиль.

— Тамир, перестань. Не знаю, о чем ты толкуешь и почему разговор этого коснулся. Я что — не могу взять и поплакаться на жизнь?

— Если я смогу взять и защитить свою.

Надеясь, что, если дать Максу чуть больше самостоятельности, это развеет его хандру, Джейкоб с Джулией стали позволять ему одному совершать небольшие походы по округе: в пиццерию, в библиотеку, в пекарню. Однажды он принес из аптеки картонные рентгеновские очки. Джейкоб тайком наблюдал, как Макс их примерил, затем перечитал текст на упаковке, снова примерил, снова прочел. Он ходил в них по дому, все больше волнуясь.

— Полная параша! — воскликнул он, бросая очки на пол.

Джейкоб тактично объяснил ему, что это прикол, шутка: обмануть других, будто можешь видеть сквозь одежду.

— Почему тогда это не написали на упаковке? — спросил Макс, и его гнев перешел в стыд. — И разве было бы менее смешно, если с ними и правда можно было видеть сквозь одежду?

Что творилось в душе Тамира? Джейкоб не мог понять, как их милая перепалка о счастье превратилась в горячий политический спор, в котором был лишь один участник. Что-то он в Тамире задел, но что?

— Я много работаю, — сказал Тамир. — Ты это знаешь. Всегда работал много. Некоторые работают, чтобы поменьше бывать в семье. Я же работаю, чтобы семью обеспечивать. Ты не думаешь, что я вру, верно?

Джейкоб кивнул, не в силах заставить себя произнести: "Конечно, не думаю".

— Пока Ноам был маленьким, я часто не обедал дома. Но каждое утро возил его в школу. Это было для меня важно. Так я многое узнал о других родителях. По большей части они мне нравились. Но одного папашу я совершенно терпеть не мог — натуральный придурок, типа меня. Ну и, соответственно, и его ребенка я тоже терпеть не мог. Его звали Эйтан. Ну, пожалуй, ты уже понял, к чему я веду?

— Вообще-то, не имею понятия.

— Ноам пошел в армию, и кто оказался в его части?

— Эйтан.

— Эйтан. С его отцом мы обмениваемся имейлами, когда кто-то из нас получит хоть какие-то крохи информации. Мы никогда не встречаемся и даже ни разу не говорили по телефону. Но переписываемся все время. И я не стал относиться к нему лучше — чем больше мы общаемся, тем больше он меня бесит. Но я люблю его. — Тамир обхватил ладонью пустую бутылку. — Можно один вопрос?

— Конечно.

— Сколько денег ты отдаешь Израилю?

— Сколько денег? — переспросил Джейкоб, поднимаясь к холодильнику, чтобы вынуть еще пива и просто чтобы размяться. — Забавный вопрос.

— Да. Что ты даешь Израилю? Я серьезно.

— Ты имеешь в виду Объединенный еврейский призыв? Университет Бен-Гуриона?

— Конечно, включая и это. Посчитай еще поездки в Израиль: с родителями, со своей семьей.

— Ты же знаешь, с Джулией и детьми я там не бывал.