Вот я - читать онлайн книгу. Автор: Джонатан Сафран Фоер cтр.№ 107

— Да на хер, ни за что.

Это так не похоже на меня.

— Давай.

— Я лучше сдохну.

— Одно другому не мешает. Лезь, надо.

— Потому что ты залез?

— Потому что ты хочешь.

— Я не хочу.

— Давай, — не унимался Тамир. — Ты будешь счастлив. Это будет счастье на годы.

— Счастье это не то, что для меня важно.

И вдруг твердо:

— Сию же секунду, Джейкоб.

Джейкоб хотел ответить шуткой на эту внезапную агрессию:

— Предки убьют меня, если я погибну прямо накануне бар-мицвы.

— Это и будет твоя бар-мицва.

— Ни за что.

Тут Тамир приблизился прямо к лицу Джейкоба:

— Я тебя тресну, если ты не полезешь.

— Кончай.

— Серьезно, стукну.

— Но у меня очки и прыщи.

Эта неловкая шутка ничего не ослабила, ничего не сделала почти разумным. Тамир ударил Джейкоба в грудь, причем настолько сильно, что тот отлетел на ограду. Впервые в жизни его ударили.

— Че за херня, Тамир?

— Ты чего нюни распустил?

— Ничего я не распустил.

— Если не распустил, тогда и не распускай.

— Никто не распускал.

Тамир положил руки Джейкобу на плечи и уткнулся лбом в его лоб. Джейкоб до года сосал материнскую грудь, его мыли в кухонной раковине, он тысячу раз засыпал на плече отца, но такой теплой близости он еще никогда не ощущал.

— Надо, ты должен, — сказал Тамир.

— Не хочу.

— Ты хочешь, но боишься.

— Нет.

Но он хотел. И боялся.

— Давай, — сказал Тамир, подводя Джейкоба к стене. — Это легко. Это секунда. Ты видел. Ты видел, что это плевое дело. А помнить будешь всю жизнь.

Это так не похоже на меня.

— Мертвецы не помнят.

— Да не дам я тебе пропасть.

— Не дашь? А что ты сделаешь?

— Прыгну к тебе.

— Чтобы мы пропали вместе?

— Да.

— Но от этого я не стану менее мертвым.

— Станешь. Давай, двигай.

— Погоди, слышал звук?

— Нет, потому что не было никакого звука.

— Серьезно. Я не хочу умирать.

И это как-то случилось, не случившись, без всякого решения, без всякого сигнала от мозга хоть к каким-то мышцам. Джейкоб вдруг почти перевесился через стекло, даже не забираясь на него. Руки у него так бешено тряслись, что он едва держался.

Это так не похоже на меня.

— Отцепляйся, — сказал Тамир. Джейкоб держался.

Это так не похоже на меня.

— Спрыгивай.

Он отрицательно помотал головой и разжал пальцы.

И оказался на земле в вольере для львов.

Это абсолютно противно моей натуре.

Там, на земле, посреди искусственной саванны, посреди столицы страны, он испытал что-то настолько неукротимое и настоящее, что это могло бы или спасти, или погубить его жизнь.

Через три года он прикоснется языком к языку девушки, ради которой по локоть отрезал бы себе руки, если бы только она сказала. А на следующий год подушка безопасности в машине разорвет ему роговицу, но спасет жизнь. Через два года он с удивлением будет смотреть на губы, сомкнувшиеся на его члене. И в том же году позже скажет отцу в лицо то, что говорил о нем годами. Он скурит бушель травы, увидит во время шутливого матча в тачбол, как его колено гнется в обратную сторону, необъяснимым образом расплачется в чужом городе у холста, изображающего женщину с ребенком, потрогает бурого медведя в спячке и редкого панголина, неделю проживет ожиданием анализа, будет беззвучно молиться о спасении своей жены, пока та с воплями исторгает из своего тела новую жизнь, — у него будет множество моментов, когда жизнь видится огромной и драгоценной. Но эти моменты составляют такую ничтожную часть его земного срока: пять минут в год? А сколько за жизнь? День? Не больше? За четыре десятка прожитых лет один день чувствовать себя живым?

В вольере для львов Джейкоб почувствовал, как его собственное существование обступило и обняло его. Он почувствовал себя — наверное, впервые в жизни — совершенно спокойно.

Но затем он услышал звук, вернувший его в реальность. Обернувшись, он встретил взгляд Тамира и понял, что тот тоже слышал. Шорох. Шелест листвы. Что они разделили в том взгляде? Страх? Но он напоминал смех. Как будто кто-то из них отмочил самую смешную в мире хохму.

Повернувшись в сторону вольера, Джейкоб увидел зверя. Не в воображении, а настоящего зверя в настоящем мире. Зверя, который не раздумывает и не объясняет. Необрезанного зверя. До льва было пятьдесят футов, но от его дыхания у Джейкоба запотели очки.

Без единого слова Тамир взобрался на гребень стены и протянул сверху руку. Джейкоб подпрыгнул, но не достал. Он лишь слегка коснулся руки Тамира, отчего расстояние между ними показалось бесконечным. Джейкоб вновь прыгнул, и вновь они лишь коснулись друг друга кончиками пальцев, а лев уже сорвался с места, с каждым прыжком вдвое сокращая расстояние. Времени сгруппироваться для прыжка или прикинуть, как подпрыгнуть на дюйм или два выше, у Джейкоба не было, он просто попробовал еще раз, и теперь — то ли на адреналине, то ли вмешался Бог, внезапно пожелавший доказать Свое существование, — он ухватил запястье Тамира.

И через миг они оба опять валялись пластом на дорожке, и Тамир принялся смеяться, а за ним и Джейкоб, а потом, а может, сразу, Джейкоб расплакался.

Может, он понял. Может, он откуда-то знал, подросток, смеющийся и плачущий лежа на земле, что больше никогда не испытает ничего похожего. Может, он видел с высоты этой вершины бескрайнюю равнину впереди.

Тамир тоже плакал.

Тридцать лет спустя они все еще стояли у ограды, но, несмотря на все добавившиеся к росту дюймы, оказаться за ней уже не могли. Стекло тоже выросло. Стекло выросло сильнее, чем они.

— После той ночи я больше ни разу не чувствовал себя живым, — сказал Джейкоб, подавая Тамиру еще пива.

— Такая скучная была жизнь?

— Нет. В жизни много всего было. Но я ее не чувствовал.

— У счастья есть разные версии, — напомнил Тамир.

Помедлив перед открыванием следующей бутылки, Джейкоб сказал:

— Знаешь, я не уверен, что в это верю.

— Ты не хочешь в это верить. Ты хочешь верить, что твоя работа так же важна, как война, что долгий брак должен так же волновать, как первое свидание.