– Вы – друг Хинкуса? – раздельно спросил инспектор.
И тут незнакомец заговорил.
– Олаф… – сказал он без выражения. – Олаф Анд-ва-ра-форс. Позовите.
– Ага… – сказал хозяин и поставил кружку с питьем на стол.
Хозяин торопливо вышел, а инспектор сел на его место. Он ничего не понимал.
– Кто-нибудь еще пострадал? – спросил он снова.
– Один… – простонал незнакомец. – Где Олаф Андварафорс?..
– Здесь, здесь, – сказал инспектор. – Сейчас придет.
Незнакомец закрыл глаза и затих. Инспектор откинулся на спинку стула.
Вернулся хозяин. Брови у него были высоко подняты, губы поджаты, в руке он держал связку ключей.
– Странное дело, Петер, – сказал он негромко. – Дверь заперта изнутри, Олаф не отзывается. Пойдем-ка вместе.
– Олаф… – простонал незнакомец. – Где Олаф?..
– Сейчас, сейчас… – сказал ему инспектор, поднимаясь. – Вот что, Алек. Позовите Кайсу – пусть сидит около этого парня, пока мы не вернемся.
Они вышли в коридор.
– Ага, – сказал хозяин, играя бровями. – Вот, значит, как!.. Лель, ко мне!.. Сиди здесь. Сидеть! Никого не впускать, никого не выпускать!
Они поднялись по лестнице, остановились перед дверью Олафа, и инспектор отобрал у хозяина связку ключей. Пока он возился, выталкивая ключ из скважины, в коридоре появился господин Мозес.
– Что происходит, господа? – благодушно осведомился он, затягивая пояс халата. – Почему постояльцам не дают спать?
– Тысяча извинений, господин Мозес, – сказал хозяин. – Но у нас тут происходят кое-какие события, требующие решительных действий.
– Ах, вот как? – произнес Мозес с интересом. – Надеюсь, я не помешаю?
Инспектор наконец расчистил путь для своего ключа, отпер и распахнул дверь. В прихожей на полу лежал человек. Света в номере не было, и видны были только его огромные подошвы.
Инспектор наклонился над ним. Это был Олаф Андварафорс. Он был явно и безнадежно мертв.
Инспектор зажег свет. Олаф лежал ничком, руки его были вытянуты и почти касались небольшого чемодана, лежавшего у стены. Кресло, обычно стоящее в таких номерах у стола, было выдвинуто на середину комнаты. Окно настежь распахнуто, покрывало на кровати смято.
– Боже мой… – прошептал Мозес за спиной инспектора.
– Что с ним? – спросил хозяин.
– Он мертв, – сказал инспектор, – насколько я понимаю, задушен. Оставайтесь в коридоре, – сказал он через плечо, перешагнул через тело, обошел комнату и выглянул в окно.
На карнизах лежал нетронутый снег. Внизу под окном на снегу тоже не было никаких следов.
– Вот что, Алек, принесите мне клей и несколько листков бумаги. Подождите. Это его чемодан?
– Да, – сказал хозяин.
– Был у него еще какой-нибудь багаж?
– Нет.
– Хорошо. Тащите бумагу и клей.
Инспектор взял чемодан, поставил его на стол и открыл. В чемодане, занимая весь его объем, помещался какой-то прибор – черная металлическая коробка с шероховатой поверхностью, какие-то разноцветные кнопки, стеклянные окошечки, никелированные верньеры.
Инспектор тщательно запер окно на все задвижки, взял чемодан и, осторожно перешагнув через тело, вышел в коридор. Хозяин уже ждал его с клеем и бумагой. Инспектор запер дверь, опечатал ее пятью полосками бумаги и дважды расписался на каждой полоске.
– Больше ключей нет? – спросил он у хозяина и спрятал ключи в карман. – У меня к вам просьба, Алек. Осмотрите гараж – все ли машины на месте. Если увидите Хинкуса… Впрочем, вряд ли вы его увидите. И никому ни слова, поняли? Особенно этому… потерпевшему.
Хозяин кивнул и пошел вниз. Инспектор направился было к себе, но тут заметил, как в конце коридора была приоткрыта и бесшумно захлопнулась дверь номера Симоне. Инспектор немедленно двинулся туда.
Он вошел не постучавшись. Через открытую дверь спальни было видно, как Симоне, прыгая на одной ноге, сдирает с себя брюки.
– Не трудитесь, Симоне, – произнес инспектор угрюмо. – Все равно вы не успеете развязать галстук.
Симоне обессиленно опустился на кровать. Инспектор вошел в спальню, аккуратно поставил чемодан и остановился перед Симоне, засунув руки в карманы. Некоторое время они молчали, потом Симоне не выдержал.
– Я буду говорить только в присутствии моего адвоката, – заявил он надтреснутым голосом.
– Бросьте, Симоне, – сказал инспектор с отвращением. – А еще физик. Какие здесь, в задницу, адвокаты?
Симоне вдруг схватил его за полу пиджака и, заглядывая ему в глаза снизу вверх, просипел:
– Думайте что хотите, Петер. Но я вам клянусь… я клянусь вам, что я не убивал ее!
Теперь наступила очередь присесть инспектору. Он нащупал за собой стул и сел.
– Подумайте сами: зачем это мне? – страстно продолжал Симоне. – Ведь должны быть мотивы… никто не убивает просто так. Клянусь вам, она была уже совсем холодная, когда я обнял ее!..
Инспектор закрыл глаза.
– Разве я похож на убийцу?.. – горячо бормотал Симоне.
– Стоп, – сказал инспектор. – Заткнитесь на минуту. Подумайте и расскажите все по порядку.
– Пожалуйста! – с готовностью сказал Симоне. – Дело было так. Она и раньше давала мне понять, только я не решался. А сегодня решил: почему бы и нет? У Мозеса света не было, у нее тоже. Она сидела на кушетке, прямо напротив двери. Я тихонько ее окликнул – она не ответила. Тогда я, сами понимаете, сел рядом и, сами понимаете, ее обнял. Бр-р-р!.. Я даже поцеловать ее не успел! Она была совершенно мертвая. Лед! Окаменевшая, как дерево! Не помню, как я оттуда вылетел. По-моему, я там всю мебель поломал. Я клянусь вам, Петер…
– Надевайте брюки, – сказал инспектор с тихим отчаянием. – Приведите себя в порядок и следуйте за мной.
– Куда? – спросил Симоне с ужасом.
– В тюрьму! – гаркнул инспектор. – В карцер! В башню пыток, идиот!
– Сейчас, – сказал Симоне. – Сию минуту. Я просто не понял вас, Петер.
Они спустились вниз и остановились у номера госпожи Мозес. Инспектор решительно толкнул дверь и остолбенел. В комнате горел розовый торшер, а на диване, прямо напротив двери, в позе мадам Рекамье возлежала очаровательная Ольга и читала книгу. Увидев инспектора, она удивленно подняла брови, но, впрочем, тут же очень мило улыбнулась. Симоне за спиной инспектора издал странный звук – что-то вроде: «А-ап!».
– Прошу прощения… – еле ворочая языком, проговорил инспектор и со всей возможной стремительностью закрыл дверь. Затем он повернулся к Симоне и неторопливо, с наслаждением взял его за галстук.
– Клянусь!.. – одними губами произнес Симоне. Он был на грани обморока.