Неразгаданная тайна. Смерть Александра Блока - читать онлайн книгу. Автор: Инна Свеченовская cтр.№ 26

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Неразгаданная тайна. Смерть Александра Блока | Автор книги - Инна Свеченовская

Cтраница 26
читать онлайн книги бесплатно

«Мы… жили… каким-то легким хмелем», – напишет Люба. Впятером они ходили на «Башню», к Вячеславу Иванову (Таврическая, 35), где Блок впервые прочел «Незнакомку», дурачились, разыгрывали друг друга. «Иногда на маленьких финских лошадках ездили на вокзал в Сестрорецк, где пили рислинг, или в Куоккалу – кататься на лыжах. А после премьеры „Балаганчика“ устроили „Вечер бумажных дам“, когда все женщины нарядились в платья из цветной гофрированной бумаги».

Вечеринка эта была организована на квартире актрисы Веры Ивановой, сразу после премьеры «Балаганчика».

Гости «танцевали, кружились, садились на пол, пели, пили красное вино, как-то нежно и бесшумно веселясь в полутемной комнате; в темных углах сидели пары, вежливо и любовно говоря», – так описал тот «бумажный бал» Михаил Кузмин. Дамы в маскарадных костюмах, мужчины – в черных полумасках… И Наталья Николаевна – высокая, черноволосая, в закрытом черном платье с глухим воротником. Движения ее ровны и замедленны. И сама она вся – тонкая, гибкая, с победоносной улыбкой, изредка бабочкой касающейся губ.

Говорят, Блок сходил по ней с ума. Говорят, он готов был развестись в тот момент с Любовью Дмитриевной и жениться на «своей Наташе». И между тем…

Сама Наталья Николаевна в своих воспоминаниях отмечала, что любви, в сущности, и не было. Был «духовный контакт, эмоциональный, взрывной момент встреч». Ни о каких «поцелуях на запрокинутом лице» и «ночей мучительного брака» не могло быть и речи. «Это все одна только литература», – говорила Наталья Николаевна.

Веригина вспоминает, что Любовь Дмитриевна, тяжело переживавшая этот роман своего мужа, однажды пришла к своей сопернице и прямо спросила: может ли, хочет ли она принять Блока на всю жизнь, принять Поэта с его высокой миссией, как это сделала она, его Прекрасная Дама? «Наталья Николаевна говорила мне, что Любовь Дмитриевна была в эту минуту проста и трагична, строга и покорна судьбе. Волохова ответила „нет“. Так же просто и откровенно она сказала, что ей мешает его любить любовью настоящей еще живое чувство к другому, но отказаться сейчас от Блока совсем она не может. Слишком упоительно и радостно духовное общение с поэтом».

Так было или нет – кто знает? Но достоверно известно, что с тех пор Волохова и Любовь Дмитриевна подружились.

Завершился зимний сезон. Закончилась эта пленительная игра в любовь. Написан цикл «Снежная маска». Это гимн любви, но гимн, если внимательно вчитаться, несколько странный.

Та, кому посвящен этот цикл – Наталья Николаевна Волохова – именно так расшифровываются таинственные инициалы, – была читательницей внимательной. Вот что написала она на экземпляре «Снежной маски»: «Радостно принимаю эту необычайную книгу, радостно и со страхом – так много в ней красоты, пророчества, смерти. Жду подвига. Наталия».

Какого подвига? Внешнего – возможно, окончательного разрыва с женой и ухода к ней, Волоховой (а это обсуждалось), либо подвига внутреннего – преодоления мощного зова смерти, который даже в этих написанных на небывалом подъеме стихах прорывается то там, то здесь? В одном месте он называет ее третьим крещением («Крещеньем третьим будет – Смерть»), в другом – веселой («Веселится смерть» – здесь уже, правда, с маленькой буквы; большой подгулявшая смерть не удостоилась; «Гуляет смерть») и в конце концов, в стихотворении «Обреченный», признается: «Тайно сердце просит гибели».

Добрая и жизнерадостная приятельница поэта Валентина Веригина, поведавшая в своих мемуарах про новогодние розы со стихами, вспоминает, что «вокруг выражения „крылатые глаза“ между поэтами возник спор: хорошо ли это, возможно ли глаза называть крылатыми». О том, возможно ли крылатой называть смерть, споров не возникло. Привыкли, должно быть: у Блока смерть перелетает из стихотворения в стихотворение, из цикла в цикл, из книги в книгу…

Однако отношения закончены. Волохова была убеждена – быть другом Блоку намного лучше, а главное проще, чем женой или любовницей. И она, сохранив на долгие годы дружбу с Любовью Дмитриевной, уходит из жизни поэта. Блок пишет в дневнике: «Мама… жить становится все трудней, очень холодно. Полная пустота кругом: точно все люди разлюбили и покинули, а впрочем, вероятно и не любили никогда. Очутился на каком-то острове в пустом и холодном море… На остров люди с душой никогда не приходят. На всем острове только мы втроем, как-то странно относящиеся друг к другу, – все очень тесно… Тем двум женщинам с ищущими душами, очень разным, но в чем-то неимоверно похожим, тоже страшно и холодно».

С тех пор Блок снова предпочитал иметь дело с проститутками – да еще и с самыми грубыми, с самыми опустившимися из них. Его дневник содержит, к примеру, такое откровение: «25 января. Третий час ночи. Второй раз. Зовут ее Мартой. У нее большие каштановые косы, зелено-черные глаза, лицо в оспе, остальное – уродливо, кроме страстного тела. Она – глупая немка. Глупо смеется и говорит… Кто я – она не знает. Когда я говорил ей о страсти, она сначала громко хохотала, а потом глубоко задумалась. Женским умом и чувством, в сущности, она уже поверила всему, поверит и остальному, если б я захотел. Моя система – превращение плоских профессионалок на три часа в женщин страстных и нежных – опять торжествует».

Это было время его разочарований – впрочем, весьма для Блока плодотворное. Он писал свои самые сильные и яркие (во всяком случае, по мнению современников) циклы стихов «Снежная маска», «Город», потом «Страшный мир», «Возмездие». Там живой, страстной болью отразилось все: кабаки, к которым пристрастился поэт, ощущение общественной смуты, отступничество той, которую он считал своим божеством…

Любовь Дмитриевна стала заводить любовников. Блок и сам понимал, что не вправе ее винить. «Ответом на мои никогда не прекращавшиеся преступления были: сначала А. Белый, потом Г. Чулков и какая-то совсем мелочь Ауслендер… потом хулиган из Тмутаракани – актеришка – главное. Теперь – не знаю кто», – написала Любовь Дмитриевна, относившаяся к своим эскападам куда строже, чем сам Блок.

20 января 1907 года скончался Дмитрий Иванович Менделеев. Любовь Дмитриевна была сильно подавлена этим. На время ее романы плавно сошли на нет. В конце весны она – одна – уезжает в Шахматово, откуда шлет мужу нежные письма – словно ничего и не произошло. Он отвечает ей не менее нежно.

Зимой Любовь Дмитриевна поступает в труппу Мейерхольда, которую тот набирает для гастролей на Кавказе. Выступала она под псевдонимом Басаргина. Таланта актрисы в ней не было, но она очень много работала над собой. Пока она была на гастролях, Блок расстался с Волоховой. А у Любови Дмитриевны завязывается новый роман – в Могилеве она сходится с начинающим актером Дагобертом, на год моложе ее. Об этом увлечении она немедленно сообщает Блоку. Они вообще постоянно переписываются, делясь всем, что у них на душе. Но тут Блок замечает в ее письмах какие-то недомолвки… Все разъясняется в августе, по ее возвращении: она ждала ребенка. Любовь Дмитриевна, ужасно боявшаяся материнства, хотела избавиться от ребенка, но слишком поздно спохватилась. С Дагобертом она к тому времени давно рассталась, и сейчас была в полном смятении.

У Августа Стриндберга, кумира того времени, есть поразительная, не имеющая аналогов в мировой драматургии пьеса «Отец», которую Блок хороню знал. Герой ее, ротмистр Адольф, страстно желает, чтобы его существование было продолжено за пределами его земного бытия. Продолжено в детях, конкретно – в дочери, но поскольку уверенность, что это его дочь, то есть уверенность в собственном отцовстве разрушена, то разрушена и вера, что он не исчезнет бесследно. Вот уж кто не может сказать о себе, что «он – менее всего конец, более всего – начало». Однако терзается ротмистр не только или даже не столько за себя, сколько за мужчину вообще. Женщина – та ни на мгновение не сомневается, что ее дитя – это ее дитя, поэтому страх смерти у нее или вовсе отсутствует, или значительно ослаблен, а какой отец, – рассуждает ротмистр, – может дать гарантию, что он действительно отец! «Говорил бы уж: ребенок моей жены».

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению