Неразгаданная тайна. Смерть Александра Блока - читать онлайн книгу. Автор: Инна Свеченовская cтр.№ 28

Ни работа, ни друзья не приносили прежней радости. А еще Люба. Она опять оставляет его одного. И ему уже не прорваться сквозь это одиночество. Он ощущает себя не просто неприкаянным в этом мире, он чувствует себя совершенно инородным элементом, который должен вот-вот соскочить с этой орбиты в небытие.

В дневнике Блока появляются такие строки: «Проснувшись среди ночи под шум ветра и моря, под влиянием ожившей смерти Мити, и от какой-то давней ожившей тишины, я думаю о том, что вот уже три-четыре года втягиваюсь незаметно для себя в атмосферу людей, совершенно чуждых для меня, политиканства, хвастливости, торопливости, гешефтмахерства. Источник этого – русская революция, последствия могут быть и становятся уже ужасны».

Ему плохо, он пьет все больше и больше. Любы рядом нет, и тишина, окружающая его, становится невыносимо оглушающей. Именно тогда Блок пишет матери: «Мама… мне жить нестерпимо трудно. Такое холодное одиночество – шляешься по кабакам и пьешь. Правда, пью только редкими периодами, а все остальное время – холоден и трезв, злюсь, оскаливаюсь направо и налево…

Чем холоднее и злее эта неудающаяся „личная“ жизнь (но ведь она никому не удается теперь), тем глубже и шире мои идейные планы и намерения».

Однако планы и идеи, выглядевшие заманчиво ночью, кажутся пустыми и никчемными днем. Чтобы хоть как-то спастись от надвигающейся глубокой депрессии и заполнить образовавшуюся в его жизни пустоту, он собирает вокруг себя толпу собутыльников, с которыми куролесит ночи напролет.

Вокруг Блока по-прежнему теснятся несколько друзей – люди малоодаренные, но… Ему сейчас не до претензий. Было бы с кем приятно провести вечер за выпивкой, болтовней о том о сем, в бесцельных скитаниях по городу. И чтобы не оставаться одному, Блок мирится с их обществом. Он пишет в дневнике: «Первая неделя поста была немного безумна, мучительна и темна… Но подлинной жизни у меня нет. Хочу, чтобы она была продана по крайней мере за неподдельное золото… не за домашние очаги и страхи».

Исключение из этого правила составляет Пяст: «Человека нужно оценивать не по судьбе, а по залогам души», – сказал Розанов. Пяст был очень талантлив, но не написал ничего примечательного. Ощущал себя человеком трагическим, но внешне его жизнь ничем не отличалась от жизни праздного неудачника, прожигающего день за днем в дешевых кабаках. Заливая вместе с Блоком свое мучительное одиночество, он был одержим манией самоубийства. Можно довольно образно представить, как Пяст методически прилаживает петлю к металлическому крюку. Горит керосиновая лампа, тараканы шуршат под оборванными обоями, но человек с водянисто-бледным неподвижным лицом не замечает ничего. Через несколько секунд все будет кончено, и он навсегда освободится от этого невыносимого одиночества. Но потом в последний миг передумывает… Зная, что пройдет немного времени и все повторится. И что самое примечательное, Пяст действительно «умер» между 1905 и 1910 годом. Поэтому все, что произошло в смутный 1917 год, уже не имело для него никакого значения.

По большому счету все в фигуре Пяста было противоречиво и доведено до крайности. Он был добр, услужлив и неизменно вежлив, но все его сторонились. Он был одаренным поэтом, но его стихи непонятным образом вызывали лишь неприятные эмоции и оттого никому не нравились; он любил шутки, но от его смеха присутствующим становилось не по себе. Он был отчаянно одинок. У него не было ни одной счастливой любви, да и друзей тоже. За одним лишь исключением. Этим исключением был Блок.

Но и тот забывал об их дружеских попойках, когда с гастролей возвращалась Любовь Дмитриевна. Блок становился счастливым и радостным. Ее прелесть, ее милые жесты, улыбающееся лицо успокаивают его. Люба наводит в его доме и в его жизни порядок. И он доволен. В доме чисто, висят свежие занавески, расставлены книги в шкафу. Но проходит несколько дней, и Люба уезжает. Блок опять остается один, погружается в молчание, грустнеет и на его лице застывает «каменная улыбка».

Мать, волнуясь задушевное состояние сына, предлагает поехать в Шахматово, но Блок отказывается. Его больше не тянет в деревенскую глушь, где так же скучно и одиноко, как в городе. Но главная причина в другом – ему недостает мимолетных встреч, ставших для него своего рода наркотиком. Встреч, без которых он уже не мыслит свою жизнь.

А чуть позже он признается матери: «Я провел необычайную ночь с очень красивой женщиной. Я… же после перипетий очутился в четыре ночи в какой-то гостинице с этой женщиной, а домой вернулся в девятом».

Некоторых женщин из этих мимолетных встреч мы можем узнать в его стихах, но большинство из них исчезли бесследно. Чаще всего в эти хмурые дни Блок пропадал в разных кабачках, но иногда он появлялся в очень модном среди питерской богемы подвальчике «Бродячая собака». Он был настолько популярен в то время, что заслуживает особого внимания.

Основал «Бродячую собаку», а затем и «Приют комедиантов» Борис Константинович Пронин. На его визитной карточке было написано: «Доктор эстетики Honoris Causa». Впрочем, второй громкий титул мало кто успевал прочитать, поскольку веселый и сияющий «доктор» тотчас заключал вас в объятия. Пронин всем говорил «ты» и каждого приглашал в «Петербургское художественное общество», так официально называлась «Бродячая собака». Сам подвал был небольшой, устроенный на медные гроши, собранные по всем знакомым. В нем могло поместиться от силы человек сорок, а уж если набивалось шестьдесят, то повернуться было негде.

Программы вечера по обыкновению не было, Пронин все устраивал на-авось. Иногда это звучало так: «Федя (Шаляпин) обещал сегодня спеть, но если он не придет, заставим Мушку (дворняжка Пронина) танцевать кадриль. Вообще наворотим чего-нибудь».

Собирались в «Бродячей собаке» три раза в неделю: в понедельник, среду и субботу. Публика подходила не раньше двенадцати. Но… уже где-то около одиннадцати к подвальчику съезжались «фармацевты». Так на жаргоне «Собаки» назывались случайные посетители, иными словами лица, которые никоим образом не принадлежали к боге. Они платили за вход три рубля, пили шампанское и всему удивлялись. Первое, что приводило их в недоумение, – это трудности, преодолевая которые можно было попасть в подвал. Судите сами… Вначале нужно было разбудить сонного дворника, пройти два засыпанных снегом двора, в третьем завернуть налево, спуститься вниз ступеней десять, толкнуть обитую клеенкой дверь и только после этого попасть в сие очень своеобразное заведение. Почему своеобразное?

До потому, что перед вами открывался совершенно иной мир. Едва вы переступали порог, как вас ошеломляли музыка, духота, пестрота стен, шум электрического обогревателя. Гардеробщик, уже заваленный шубами и тужурками, отказывается что-либо принимать, он смотрит на вас и, хитровато улыбаясь, говорит: «Нету местов». Дамы прихорашиваются перед маленьким зеркалом в коридоре, а вы растерянно оглядываетесь по сторонам. Но не успели вы чуть-чуть прийти в себя, как к вам тот час подлетает дежурный член правления «Собаки», он требует три рубля, если вы «фармацевт», или полтинник, если вы принадлежите к своей братии. Наконец появляется сам Пронин и сразу заключает вас в жаркие объятия. Громкий бас провозглашает: «Ба! Кого я вижу! Где ты пропадал?! Иди! – Широкий жест в неопределенном направлении. – Наши уже собрались!» Конечно, вы слегка ошарашены таким приветствием, особенно если видите Пронина впервые в жизни. Но потом вы поймете, что такие эскапады в порядке вещей. Пронин встречает подобным образом, чуть ли не каждого посетителя «Собаки».