Зеркальный вор - читать онлайн книгу. Автор: Мартин Сэй cтр.№ 53

Лицо Уэллса невозмутимо, но чувствуется, что он доволен собой: укрылся за многословной отговоркой, как за ширмой. Стэнли знает, что в этой ширме есть прорехи, но пока не может их найти. Он слышит дыхание Уэллса и свое собственное дыхание, и вдруг ему становятся противны эти звуки: две пары мясисто-слизистых мешков всасывают и выпускают из себя воздух, в то время как их несет на себе, равномерно вращаясь, объятый полумраком большой мир.

Собачонка, пуская слюни, елозит под ногами у Стэнли. Он закрывает глаза, сжимает кулаки и переносит вес на левую ногу, готовя правую к хорошему пинку. Ему уже представляется этот пес в полете над пляжем, с поводком, развевающимся как хвост воздушного змея. А также лицо шокированного Уэллса, когда петля поводка вдруг вырвется из его желтых прокуренных пальцев.

Вот только знать бы, не соврал ли Уэллс насчет своей пушки; а если не соврал, то насколько он готов пустить ее в ход. Такие рыхлые жирдяи иногда бывают непредсказуемыми.

Стэнли выпрямляется, разжимает кулаки и заставляет себя улыбнуться. Уэллс глядит на него выжидающе. Застыв на мгновение, оба выглядят в лунном свете как мраморные статуи самих себя.

— Мистер Уэллс, — говорит Стэнли, — мне все-таки очень хотелось бы знать, что в вашей чертовой книге является правдой?

PREPARATIO

20 мая 1592 г.

Служитель одну за другой возжигает свечи, и священник открывает Псалтирь. По мере того как разгораются длинные фитили, в нише над алтарем возникает образ Девы Марии — недвижный серый силуэт на мерцающем золотом фоне. Ее глаза из стеклянной смальты ловят неровные отблески пламени, и этот взгляд кажется направленным повсюду.

Пальцы священника переворачивают листы плотной бумаги, которые пружинисто распрямляются после сгиба.

— Venite exultemus Domino iubilemus Deo salutari nostro, — читает он нараспев. — Предстанем лицу Его со славословием, в песнях воскликнем Ему.

В алтаре позади священника покоятся мощи святого Доната, а на стене за алтарем висят кости дракона, коего сей чудотворец поверг одним плевком в разверстую пасть. Потолочный свод напоминает формой перевернутый корпус корабля.

Даже в этот час, задолго до рассвета, базилика не безлюдна. В проходах перемещаются одиночные фигуры: мучимые бессонницей рыбаки, отработавшие смену стеклодувы, вдовы под вуалями, нетерпеливо ждущие второго пришествия. Некоторые преклоняют колени и бормочут молитвы. В притворе, у подножия мраморной колонны, похрапывает пьянчуга.

В южной части короткого поперечного нефа вдоль стенной кладки из неровных камней медленно движется человек. Его осторожные, размеренные шаги сопровождаются легким постукиванием трости, глаза опущены долу, к изображениям на мозаичном полу: орлам и грифонам; петухам, несущим связанную лису; павлинам, вкушающим из чаши для причастия. Восковые свечи над его головой горят чистым пламенем, и в этом свете поверхность пола с фигурными плитками из порфира и серпентина кажется зыбкой, плывучей и волнообразной, таящей под собой бездонные глубины. При ходьбе человек высоко — на манер шагающей по болоту цапли — приподнимает ноги в черных сафьяновых сапогах.

Теперь представим облик этого мужчины в колоннаде древнего собора: сухощавый и жилистый, примерно тридцати пяти лет, в черной мантии доктора Болонского университета. Раздвоенная бородка и светло-рыжие волосы подстрижены чуть короче общепринятого по моде его времени. Он не похож на большинство ночных посетителей церкви — чумазых, оборванных и завшивевших. Бархатная шапочка и строгий парчовый колет свидетельствуют как о материальном благополучии, так и о нежелании выставлять его напоказ. Судя по асимметричным и жестким чертам лица, человек этот появился на свет в результате непростых родов, а впоследствии перенес немало лишений и тягот. В нем смутно ощущается какая-то отстраненность и чужеродность, что его знакомые обычно приписывают незаурядной эрудиции либо долгому пребыванию в дальних краях; но тут они ошибаются.

— Его — море, Он создал его, — продолжает священник. — И сушу образовали руки Его.

С канала наползает туман, море сливается воедино с ночной тьмой и сквозь толстые дубовые двери дотягивается своим холодным дыханием до собравшихся в церкви. Человек в черной мантии зябко поводит плечами и направляется к выходу.

Пусть этот человек и будет тем самым Гривано, Зеркальным вором. Отдадим это имя ему. Ибо кто еще может на него претендовать?

Выйдя из храма, Гривано слышит отголоски гимна «Te Deum», исполняемого в женском монастыре в двухстах шагах к северу. Яркий полумесяц висит на западном небосклоне; площадь Сан-Донато почти пуста. Вдали, за широким каналом, горят факелы процессии, покидающей новый дворец Тревизан. Перед входом в баптистерий два мальчишки-фонарщика, зевая, препираются с парой простоватых и грубых ночных стражников. Спускаясь с церковного крыльца, Гривано призывно поднимает трость; один из мальчишек спешит к нему, на ходу вставляя новую свечу в окованный жестью переносной фонарь.

— Свет к вашим услугам, дотторе, — говорит он.

— Ты знаешь заведение под названием «Саламандра»?

— Конечно, дотторе. Это за длинным мостом, недалеко от Сан-Пьетро-Мартире. Желаете лодку?

— Нет, пройдусь пешком, — говорит Гривано.

Они пересекают площадь и направляются вдоль канала на юг, а затем на запад — до его слияния с каналом побольше. В просвете между зданиями ненадолго открывается вид на лагуну и огни города в миле отсюда: Гривано находит взглядом цепочку огоньков Арсенала и далеко за ними яркий оранжевый свет на колокольне собора Сан-Марко. Море спокойно. Несколько мелких судов уже вышли в плавание, судя по мерцающим точкам их носовых фонарей. Гривано гадает, нет ли среди них лодки Обиццо.

С приближением к мосту широкая набережная становится все более оживленной. Местные торговцы тащат к причалам объемистые тюки с текстилем, толкают тележки с бронзовым литьем, керамикой и стеклянными изделиями, торопясь пересечь лагуну и занять места на площади Сан-Марко до начала праздничной толчеи. Неделю назад, когда Гривано приезжал сюда для встречи с нужными людьми, многие лавки на острове Мурано уже закрылись в преддверии Ла-Сенсы, а их владельцы загодя перенесли торговые операции в город. Иное дело в Риальто, где купеческим гильдиям пришлось пустить в ход все средства, от уговоров до прямых угроз, побуждая своих членов временно покинуть удобные магазины и развернуть торговлю на главной площади. Для гильдий это было нелегкой задачей: если весь город, по сути, — это один большой рынок, кому охота дополнительно суетиться из-за очередной ярмарки?